— Да.
— Дверь открывайте осторожно. Как только можно осторожно. В квартире будет находиться человек. Он знает, что к нему придут, но все равно ведите себя как можно более осторожно. И помните, Григорий Павлович, что человек, который будет находиться в квартире, это единственный человек, который в будущем… Ну, вы, наверное, помните, что вам говорили в Москве?
— Помню.
— Тогда действуйте.
— Погодите, погодите! — заторопился, испугался Чирик. И зачастил, злясь на самого себя и боясь, что трубку сейчас повесят: — А билет? Мне в Москве обещали. Где билет?
— В квартире на секретере лежит толстая черная книга, Григорий Павлович. Называется «Библейская энциклопедия». Между страницами пятьсот восемьдесят два и пятьсот восемьдесят три, там, где напечатана статья «Прорицатели», лежит все, что вас интересует.
Трубку повесили
«Прорицатели»… Какие, к черту, прорицатели?!
Второй подъезд дома на Орджоникидзе… Дом — другое дело. Дом на Орджоникидзе Чирик знал.
Значит, так, прикинул он. В три часа дня я буду у подъезда. Ну, потолкаюсь там, покурю в сторонке под аркой. Присмотрюсь, что к чему. Заодно изучу пути отхода. А примерно в три тридцать, ну, плюс-минус пять минут, как нужно, на площади Ленина возникнет какой-то шум…
Драться, что ли, начнут? — недоуменно подумал Чирик. И решил — наверное. Там ведь одно дурачье. С них станется.
Код подъезда два-три-восемь. Пятый этаж. Лифт не вызывать . Да я бы и не стал вызывать. Тише ходишь, дальше будешь. Ключ в кармане. Ключ Чирик получил еще в Москве. Ну, а в квартире, значит, окажется че ловек. И человек этот, понятно, не должен меня запом нить.
Чирик проверил деньги в карманах и паспорт на имя Григория Павловича Сковородина. Его затрясло. Когда окажусь в Москве, злобно решил он, когда у меня появится новый паспорт, этот я немедленно выброшу. Порву на клочки и выброшу. Или нет. Сожгу для уве ренности.
Чирику сразу, еще в Москве, не понравилось соче тание имени и фамилии. Сковородин. Григорий Пав лович. Гришка, значит…
Ну нет. Гришкой я жить не стану. Не пробуду я долго Гришкой. И сумку, с которой прилетел, мне те перь брать с собой незачем. Завтра куплю другую. В Екатеринбурге. Если доберусь. Ничто больше не будет мне напоминать о том страшном человеке.
Единственное, что Чирик извлек из сумки и сунул в карман — это короткий крупповский нож. Собствен но, он мог и лож не брать, в обжитой квартире всегда что -нибудь такое попадет под руку, но хорошую вещь жалко .
До площади Ленина Чирик доехал в троллейбусе.
Собственно, доехал он не до площади, а до «гнутого» гастронома. Дальше транспорт не ходил, весь проспект перекрыла милиция. За фуражками с красными околышами волновалось и гудело необозримое серое человеческое море — растревоженное, мощное, со сво ими шумными отливами и приливами, придыханиями и ропотом.
Это хорошо, подумал Чирик. Пусть шумят. Чем больше шуму, тем легче будет уйти. В три сорок, закон чив дело, я поймаю частника где-нибудь на углу улиц Мичурина и Орджоникидзе, и спокойненько уеду в Толмачево. Кому какое дело до частника, везущего пас сажира в аэропорт? Не знаю, на какой рейс взят билет, но мне лучше убраться из Новосибирска прямо сегод ня. Кстати, с любым частником запросто можно дого вориться, подумал Чирик, чтобы махнуть, скажем, в Кемерово. Или в Томск. Или в Барнаул. Или в Ново кузнецк. Или в Бийск. Или в какой другой город. Но лучше сразу улететь из Сибири.
Неторопливо обойдя оперный театр с тыльной его стороны, Чирик вышел на угол улиц Мичурина и Орд жоникидзе. В запасе у него оставалось минут пятнадцать. Он нисколько не торопился. Совершенно спокойно, совсем как свой, он прошелся по глухому двору, огра ниченному с одной стороны неприветливыми металли ческими мусорными баками, а с другой — мрачной кир пичной стеной Архитектурного института, и ему очень не понравилось то, что в арке, ведущей со двора на ули цу, густо стоят менты. Впрочем, иначе и быть не могло
Чирик закурил и взглянул на часы. Без пяти три.
Чирик курил и думал о том, что первое, что сле довало бы сделать после того, как он завершит дело, это сменить одежду. Целиком. Всю. Но… Не получится. К сожалению, не получится.
Как всякая невыполнимая мысль, эта мысль сильно раздражила Чирика. Он разозлился. Он напряженно прислушивался. Он ждал, что вот-вот на площади начнется необыкновенный и жуткий ор, шум, визг, вопли, но почему-то на площади ничего такого не происходило. Только непрестанно орали в мегафон один за другим неутомимые ораторы, но ничего такого не про исходило.
Читать дальше