Геннадий Прашкевич - Бык в западне

Екатеринбург так Екатеринбург. Урюпинск так Урюпинск. Главное выбраться из Новосибирска, где все дышит такой явственной, такой ощутимой опас ностью.

Выбора не было. Оставалось ждать.

Страшный человек в Москве, напоминал себе Чирик, ясно дал понять, что, выполнив работу, можно будет уйти.

Плевать на то, что я не знаю, какую именно работу мне предстоит выполнить. Не имеет значения. Хоть канавы копать, хоть таскать тяжести. Какая бы работа ни предстояла, он ее сделает. Лишь бы не повязали. Ну, насчет повязки, это вряд ли, думал Чирик. В конце концов, повязать меня могли еще в Москве, но почему-то не сделали этого. Повязать меня могли и в Новосибирске при выходе из самолета, но тоже не повязали.

И так далее.

Все это и означает, решил Чирик, что я действительно позарез нужен страшному человеку из Москвы. Если бы меня решили повязать, совершенно незачем было бы городить огород, тащить меня из Москвы в Новосибирск. Значит, он кому-то нужен!

Чирик не пытался уточнить — кому . Какая разни ца, кто они? Казаки, затеявшие хитрую игру с разбой никами, или, наоборот, разбойники, пытающиеся про вести казаков?

Человек моих занятий всегда должен быть начеку, думал Чирик, одетый валяясь на неудобном, слишком коротком гостиничном диване. Человек моих занятий все должен делать всерьез и вовремя. Ни секундой рань ше, ни секундой позже. Например, ухмыльнулся он, очень вовремя вошла пуля в спину верному корешу Сереге Херетину. А то ведь, кто знает, как повел бы себя Серега, попади он в руки жесткого следователя? То-то и оно. Уверенным можно быть только в себе. Да и то не всегда. С этой точки зрения, удачей, конечно, было и то, что второй кореш Чирика татарин Харис Латы пов тоже не ушел от пули. Попал скотина Харис под пули ментов. И правильно.

Зачем Харису попадать в руки ментов? Зачем Ха рису болтать длинным татарским языком? Зачем вести Харису беседы с дотошными и не в меру любопытны ми следователями? Они ведь тоже не придурки. Их тоже обучают делу. Иногда здорово обучают. Такой вот до тошный и не в меру любопытный следователь запрос то может вывернуть душу не совсем уверенному в себе человеку.

Так что можно считать — удача. Серега Херетин схлопотал пулю — удача. И Харис Латыпов схлопотал пулю — удача. Некому теперь вспомнить, кроме само го Чирика, что именно они вытворяли втроем.

Да нет, не втроем, усмехнулся Чирик. Это они выт воряли. Харис да Серега. Вдвоем. А он, Чирик, можно сказать, даже не раз предупреждал их, ругался, часто пытался их остановить. Ох, мол, добьетесь, суки! А они ему, Чирику, угрожали. Всяко угрожали. И бить хоте ли. Вот так! Пусть-ка теперь кто-нибудь докажет, что все было как-то иначе.

Кто подтвердит? Мертвецы? Смешно. Что взять с мертвецов? На то они и мертвецы, чтобы не ввязываться в такие истории. Незачем мертвецам ввязываться в жизнь живых. Вот выгнал он из жизни Вальку Овечки на, закидал его сухим хворостом в Медведевском лесу, очень далеко от Новосибирска, а Валька, паскуда, опять вмешался в его жизнь. С того света. Через страшного человека в Москве. Не доели Вальку зверьки.

Там неподалеку от того места, где Чирик забросал хворостом Вальку Овечкина, стояла древняя полурассы павшаяся поленница. Много лет назад кто-то нарубил в лесу дров, напилил, поколол, даже сложил в полен ницу, чтобы ее ветерком подсушивало, но не вывез. Может, помер, может, еще что случилось с тем неиз вестным. Поленница все равно сгнила, развалилась, дав но покрылась седоватым лишайником, а между поле ньев загнездовелись какие-то мелкие зверьки. Может, бурундуки.

Тоже мне! Не могли сожрать Вальку Овечкина целиком! Вот он теперь, значит, и вяжется. Попал в ментовское дело, грозит с того света. И так легко от Овечкина не отделаться.

А меня, значит, достали, сказал себе Чирик, рас тирая тело широким махровым полотенцем и прислу шиваясь к приглушенному треньканью пейджера, доно сящемуся из комнаты. Пусть тренькает. Он ухмыльнул ся Пусть тренькает. Никуда они не денутся.

Подойду я к пейджеру прямо сейчас или, скажем, подойду через пять минут, какая, в сущности, разница тому страшному человеку из Москвы? Тем более что объясню я им… Ведь не Петрушка, чтобы бегать на первое треньканье. Не Петрушка, человек нужный. Скажу, опоздал, простите, в буфет спускался. Или ска жу, сидел в туалете. Да мало ли? Это же вовсе даже не вранье, а так, что-то вроде правды.

И вообще. Как бы ни складывались дела, не мне сраз у, как Петрушке, срываться с места и самому пер вым бежать на первое тренька нье. Они поверят всему, что я им скажу. Если, конечно, они не наладили за мной слежку. Такую, как в Москве. Только все равно по верят. Они ведь знают, что я врать не буду.