— Чего ж это диверсанты, бандиты, американские и фашистские наймиты и прочая всякая сволота так далеко бегали? — веселилась поддатая компания Джо на Куделькина. — Вон как далеко! Аж в Африку!
— А мне все равно. Хоть в Бразилию, — отвечал старик, не отказываясь от лишней рюмки. — Куда при возили, там и работал. Враг — он знает, куда бежать. Думали, наверное, что карающая рука так далеко не достанет. А она доставала. Предал Родину, ничто тебя не спасет. Убеги хоть на край света. Я ведь твердо знал, что стреляю во врага! А раз враг, значит, главное — попасть в цель. Мне сперва показывали фотографию врага, я ее изучал подробно, а потом уж я видел живого врага. В прицеле. Вот и все. Вот и вся работа. Мне четко говорили — враг, я и знал — враг! Нашей стране враги всегда ведь мешали. Иосиф Виссарионович был к таким вещам человек чуткий. Да у меня и у самого была своя чуткость. Это сейчас время такое наступи ло, что всем на все наплевать. А мы честно работали. На благо Родины.
Теперь, задним числом, Валентин понимал, что поддатая компания Джона Куделькина-старшего веселилась зря. Старик Пастухов не врал. Откуда такая дикая фантазия у бывшего деревенского парня, который, наверное, никогда книжек не держал в руках?
Случалось, Валентин сам подробно расспрашивал Подвыпившего, но никогда не отказывающегося от лишней рюмки старика.
Например, муравьи. Ну, какие муравьи в Сибири или в Подмосковье? Ну, торчит куча над жухлой тра вой, вот и все А старик подробно, сам себе дивясь, описывал диковинные муравьиные города, то спрятан ные под листвой деревьев, то хитроумно устроенные под корой, то вознесенные высоко над землей, а то, наоборот, утопленные в землю.
— Есть такой рыжий муравей, называется гагуа-га гуа, — рассказывал старик. — Я потом узнал, что на звание означает — заставляющий плакать. Из-за этих га гуа-гагуа я однажды влип. Уже занял позицию на дере ве. Передо мной в прогале листвы краешек дороги. По дороге должен был проехать джип. На все дело было у меня секунд сорок. Так вот, сразу после выстрела из зарослей выкатился поток муравьев. Хорошо, я успел спрыгнуть, они ведь шли колоннами, вся земля стала рыжей. Меня потом кололи каким-то лекарством, а укусов-то было, ну пять от силы. Но еще полминуты, я бы там и остался. Даже не так. Остался бы там мой скелет. Эти гагуа-гагуа человека обрабатывают в пять минут. Повезло. Успели меня сдернуть с дерева. Но я потом загибался от боли. Трое суток кололи меня и держали в каком-то темном помещении, потому что нельзя было меня в том состоянии сажать на самолет. И в открытую держать нельзя было…
И еще всякое говорил старик. Про тропический лес, в котором нет солнца. Валентин видел такие леса в Гвиане. Каждое растение в таком лесу цепляется за одежду, срывает шляпу, оставляет кровавые царапины на руках и на лице.
Или нежная, как паутина, бахрома, венчающая какие-то длинные листья. Казалось бы, ерунда, бахрома эта шевелится от дыхания. Но только двинешься сквозь такую листву, как эта бахрома начинает свиваться в жгуты, из которых без ножа выйти и не думай. На этих жгутах лошадь можно подвесить.
И так далее.
Придумать такое трудно. Особенно тихому ревизору.
Спустив воду, Валентин вышел из кабинки Он долго мыл руки, разглядывая себя в зеркале.
Пять лет во Франции и в Гвиане несколько изменили его, но шрам на виске остался тот же, и взгляд хмурый. Бычий взгляд.
Быком Валентина прозвал когда-то Николай Петрович. За неумение думать. Так Николай Петрович считал. А я и не научился думать, сказал себе Валентин, машинально взвешивая в руках «дипломат».
Прежде чем выйти из здания аэропорта, он несколько раз позвонил из будки телефона-автомата. Телефон Куделькина не отвечал. Скорее всего, Куделькин попросту забыл включить телефон, отключенный им еще с вечера.
К черту!
На площади перед аэропортом Валентин поймал левака.
— Полтинник! — нагло заявил рыжий толстомордый водила. — Если до центра, то полтинник. А в Дзержинский район или в Заельцовку вообще не поеду. Времени нет.
— Мне как раз в центр.
— Это можно, — согласился водила. — Только ты учти, мужик, что скоро на площади начнется митинг. Если тебе, скажем, надо к рынку, площадь Ленина придется объезжать стороной.
— Мне не к рынку. Мне на Орджоникидзе, — объяснил Валентин. — Ну, объедешь площадь. Какие проблемы? Пара минут, не больше. Но остановишься там, где я укажу. И подождешь меня.
— Сколько ждать?
— Ну, не знаю. Может, полчаса. Может, меньше.
Читать дальше