— А по Африке я сталкак бы даже специалис том, — кивал,не отказывался старик отлишней рюм ки. —В Африке тогда вездебыли горячие точки. Как и сейчас.Ну, а моя автобаза… Это же все так, для бли зиру…Начальство было, наверное, поставлено в извес тность,никто меня нетрогал, но никто меня и не сто ронился.Я ж тихий был. Конечно, много времени ухо дило у меня на тренировки в специальных закрытых тирах. А потом еще спецкурсы… Ведь такая работа, что вся на нервах, а нервничать нельзя. Вот и учили меня расслабляться, не думать о том, что делаю. Ведь все, что я делал, было на пользу Родине. Мне это сильно вгоняли в голову, я сам это понимал. Врага ведь нельзя жалеть. Даже если это дама на шпильках и с высокой прической. Пусть голосок у нее как у птички и сама она вся как цыпа, а я должен помнить и знать — враг это, пусть и с нежным птичкиным голосом. Ну, и еще всякое… Учился чему-то. Сам учил… — пьяно ухмылялся Пастухов и не отказывался от лишней рюмочки. — Не будешь учиться, навык уйдет.
Но каждый день ожидание.
Сидишь себе на кухоньке, жаловался старик, куришь, а то вообще только лег спать, стучат в окно. Пастухов жил на первом этаже. Дали ему однокомнатную квартиру. Короче, выдернуть тихого ревизора Пастухова могли из квартиры в любой час дня и ночи.
Каких-то полчаса — и на аэродроме. Еще полчаса — получил документы и в самолет. Документы, понятно, выдавались подложные, всегда на другое имя. Но хорошие, добрые документы. С документами никогда не было никаких накладок.
Пока летишь, а летели иногда долго, вызубришь назубок. Кто по профессии? Как тебя звать, да как по отчеству? Да где работаешь? Где родился? Кто твои родители? Живы ли? В каком районе Москвы проживаешь? Чем занимался в таком-то году? Кто твои соседи по этажу и по лестничной площадке?
— Меня ведь на спецкурсы зачем отправляли? — со значением спрашивал Пастухов подвыпившую компанию Джона Куделькина-старшего. — Да чтобы я там подучился маленько. А память у меня хорошая от рождения Официально-то я летал в разные страны заключать всякие производственные договора. Ну, чисто формальные. Чаще, так сказать, договора о намерениях. А о настоящих деталях всей этой деятельности я никог да ничего не знал. Не мое это было дело. Меньше зна ешь, дольше дышишь. Всякими деталями занимались умные люди. А я что?.. — не отказывался старик Пас тухов от лишней рюмки. — У меня дело самое простое. Прилетел, увидел цель, выстрелил. Правда, до этого я очень подробно изучал фотографии целей. Очень под робно. Фигуру, лицо… Чтобы, Значит, целясь, не оши биться Некоторые лица и до сих пор помню, — жало вался старик. — До сих пор снятся мне некоторые лица. Через это, можно сказать, и выпиваю. А если еще про ще сказать, то так получается, что это вовсе даже и не я выпиваю, а они это выпивают, эти самые… Враги… Мои бывшие цели… Моими, значит, губами…
Место работы, по словам Пастухова, ему готовили загодя. В съемных квартирах неизвестных старику го родов. На чердаках. На каких-то галереях. В каких-то башенках. Иногда приходилось стрелять и на приро де — с лодки, с дерева. Но в городе, конечно, всегда было опаснее и сложней.
А потом, это такое дело. Иногда уже выследил нуж ного человека, уже поймал его в прицел, а выстрелить невозможно. Или кто-то перекрыл цель, или она сама внезапно исчезла. А ведь на цель полагается всего один выстрел. Всего один. На второй времени не было.
Если Пастухов промахивался, все равно уходили. Было, было несколько таких, не знающих о том, счас тливчиков! Правда, всего двое, но были!
Промахнулся.
— Вот и не знаю, к лучшему это или нет? — пьяно разводил руками старик. — Может, они, эти мои уце левшие цели, потом столько крови в своих странах про лили, что нам столько и не приснится. Понятно, за промахи мне выговаривали. За все ведь надо платить. Каждая операция выливалась государству в копеечку. Деньги немалые. Но со мной такое случалось редко. Всего два раза. А что сделаешь? Никто от ошибок не застрахован. Все равно я потом в Москве получал по ложенную мне пару тысяч и снова шел на автобазу, там иногда выпивал с хлопцами. Тут ведь главное язык крепко держать на крючке Я это умел. Это сейчас такое вре мя, что всем на все стало наплевать. Государственный секрет или личный — всем на все наплевать. За мое умение на Лубянке меня ценили. Я ведь все детство провел в енисейской тайге, охотился вместе с отцом. На белку, на соболя. Этого мелкого зверя следует бить точно в глаз, чтобы не портить шкурку. У меня от при роды сильное чувство ветра, воздуха, света, движения. Очень точное. Я, например, умел спусковой крючок нажимать так плавно, что за секунду ствол не сдвигал ся и на тысячную долю миллиметра.
Читать дальше