Николай Иванов - Черные береты

— Позвони сам, — Эллочка смахнула с тумбочки остатки телефона. Подошла к лежащему Багрянцеву, наступила ему ногой на горло. — Ты мне, пидер, вылижешь всю квартиру. Языком. А потом я изрублю тебя на мелкие кусочки и спущу в унитаз, гавно мильтонское. Гера, мотай за Данилычем.

— Да я же без колес, нас Данилыч и привез.

— Тогда беги звони, телефон у почты. Сразу Соньке звони, у нее он.

Гера, поддев по пути Мишку, вышел.

— Мадам, — прохрипел капитан. — Уберите ногу.

— Ты мне еще, гаденыш, станешь тут указывать, — повозила Эллочка туфлей по горлу.

— Да я бы ничего, мадам… Но трусы ваши… прямо под носом… воняют сильно.

— Ты их еще жевать будешь, — даванула сильнее хозяйка ногой, но что-то стыдливое, видимо, осталось — отошла от Мишки.

Так, это было главное — освободить горло. Теперь расслабляемся, «таем». Покрутим руки. Не торопиться, но и не забывать, что скоро прибудет подмога. Тогда — каюк. В крайнем случае, он и не станет отрицать, что офицер. Весь предыдущий разговор с Данилычем подводится под его спецназовскую работу. Но лучше, конечно, мотать отсюда. Мотя пробует утюг, отдергивает пальцы — горячо…

— Ну, и где ты ставишь мины, минер? — утюг приблизился к самому лицу, Мишка увидел в нем свое расплывчатое изображение. Подался назад, одновременно вытягиваясь из петель. Раскаленное железо впилось в подбородок, заставило вскрикнуть. — Неужели не любишь? — усмехнулся Мотя. — Но это еще ничего, это цветочки. Элла, для гостя клея у тебя не осталось?

— Для него найдем, — Эллочка сделала несколько торопливых затяжек, затушила сигарету о Мишкин лоб и ушла на кухню.

— Поставим мы тебя раком, капитан, зальем клеем, подержим пока затвердеет, а когда на унитаз напросишься — посмотрим. На стенку никогда не лез? Полезешь. Не такие лазали. А пока и утюжок неплохо, — он опять стал приближать Мишке его изображение, и Багрянцев, успевший под разглагольствования Моти спустить с локтей два круга опоясывавшей его веревки, поддел снизу горячую ношу. Мотя, оберегая руки, выронил утюг, отскочил в сторону. Багрянцев же, наоборот, бросился к нему, прижал веревку на руках к его острому, горячему краю. Зверино зарычал — от боли, ярости, для устрашения врага и собственного возбуждения. Ладони жгло, тысячи сил отталкивали их от огня и боли, но рычал Мишка, выпуская боль через этот крик и ожидая, когда пережгутся петли. И когда Мотя, задержанный вначале на миг этим криком, потом появлением Эллочки, — когда Мотя аж через эти мгновения снова ринулся на капитана, Мишка уже встречал его прямым коротким под дых. Снизу, точнехонько. Обмяк Мотя сразу всеми парусами, захватал ртом воздух. Завизжала, сменив умолкнувшего Мишку, Эллочка, но убегать не стала, а тоже потянула длинные руки в драку. Ах, мадам, прилягте в этом случае рядом с дружком.

Сам засучил ногами, освобождаясь теперь от телефонного провода — нельзя вязать проводом, ребята, растягивается он, не держит узлы. «Парусник», набрав воздуха, вновь пошел буром — а зря, к атаке надо готовиться, надо было отбежать, очухаться. Теперь же — хрясь! — мордой на костлявую задницу своей подружки. Вот так работают в спецназе.

Багрянцев набросил провод на шею Эллочки, перебросил конец между ног Моти, закрутил край ему через горло. На горло не надо становиться ножкой, мадам, это пижонство, — шею надо воедино связывать с руками и ногами, чтобы меньше трепыхались. Учить вас еще надо, салаг.

— А теперь слушайте меня, — поднял утюг Мишка над связанными вместе, воедино, наспех противниками. — Теперь я повожу им по вашим личикам. Очень красивые личики будут, гарантирую. Но есть вариант. Вы называете мне тех, кто насиловал жену командира ОМОНа. Ну!

Он приблизил утюг к лицу Моти. Тот зарычал, и Мишка, только что через крик сам вылезший из петель, коленом поддел его в промежность — не дергайся.

— Не хочешь? Эллочка, давай ты. Извини, но не до джентльменства, — Мишка стал подносить блестящую, жаркую лодочку поверхности утюга к хозяйке.

— Не-ет, — закричала она. Ого, и голосок прорезался. — Я не знаю, меня не было.

— Ребята, вы понимаете, что я не могу с вами долго возиться и упрашивать. На нет — и суда нет. Но я знаю ваши законы и помогу избежать их. Будете говорить по очереди, я вас повязываю одной веревочкой, а дальше как хотите. Итак, Мотя. Ты был? — Мишка ткнул носиком утюга в то же место, куда касался его самого «парусник».

— Да-а, — простонал тот.

— Второй — Гера? — Багрянцев дал посмотреться в пышущее жаром «зеркальце» девице.