Николай Леонов: Черные хирурги

Летнее воскресное утро било в глаза ярким радостным солнцем. Оно отражалось от ленты асфальта, от стекол встречных машин. Тихо жужжавший кондиционер гнал прохладу в салон, а из динамиков задорно препирались утренние ведущие «Авторадио». От всего этого беззаботного набора ощущений, да еще сознания того, что дома накрыт праздничный стол – творение рук его, Льва Ивановича Гурова, – настроение было почти ребяческое.

Гуров не любил, когда Маши не было дома. Его работа – работа старшего оперуполномоченного по особо важным делам МУРа – заставляла пропадать вне дома почти сутками, с редкими полноценными выходными и разорванными на части отпусками. Но даже на работе Гуров с удовольствием сознавал, что в получасе езды на машине у него есть дом, уютный и надежный тыл, в котором можно отгородиться от всего мира. Что там есть Маша, с ее улыбкой, теплыми руками. Есть любимое кресло, есть кухня и стол под большим розовым абажуром. И в какое бы время кто из них ни вернулся домой, под этим абажуром они обязательно выпьют перед сном чашечку чая с лимоном, перебросятся ничего не значащими фразами, просто поглядят друг другу в глаза, чтобы убедиться, что на душе каждого спокойно.

Иногда Гуров делал сюрпризы. Точнее, они с женой играли в сюрпризы, потому что каждый из них ждал, когда представится такая возможность. Совершенно «неожиданно» после спектакля в театре в гримерку к Марии Строевой вваливался Гуров с букетом цветов. Коллеги по театру с завистью улыбались, расшаркивались с «настоящим полковником», который умеет так галантно ухаживать за собственной женой. Гуров обнимал Машу за плечи, нежно брал ее руку в свою, подносил к губам. Потом он пристраивался у стены и слушал, как Маша, удаляя с лица грим, щебетала о спектакле, о маленьких казусах и актерских находках. Они выходили, садились в машину и ехали домой.

Но это было редко, один-два раза в месяц. Чаще Гуров заявлялся домой далеко за полночь. Но иногда, особенно в летний период, труппа театра выезжала на гастроли. И тогда дом пустел на месяц, на два… А сегодня Маша просто удрала. Нет, конечно же, с разрешения администрации. Сегодня заканчивались гастроли труппы в Саратове, сегодня вечером давался последний спектакль в помещении Театра драмы. И только завтра вся труппа вечером отбывала в Москву на поезде. Но у Маши сегодня день рождения, поэтому ее роль сыграет в спектакле подруга, а сама она самолетом рванула домой.

Сейчас Гуров встретит ее в Быкове. Всю дорогу Маша будет взахлеб рассказывать о городе, о гастролях. Потом они приедут домой, и она увидит красивый стол с огромным букетом. Она с восторгом чмокнет Гурова в выбритую душистую щеку и кинется в ванную. Через полчаса выйдет посвежевшая, с мокрыми волосами. Они усядутся за стол и поднимут по рюмке ледяной водочки. Обязательно водочки, потому что после неполноценной ночи сборов и перелета на «Як-42» «с устатку» ничего нет лучше. Потом Гуров с загадочным видом достанет сафьяновую коробочку с заветным кулоном…

Потом, после всех этих приятных церемоний, Маша завалится на диван под плед. Гуров посмотрит телевизор, вздремнет в кресле. Потом они будут долго потягиваться, со вкусом пообедают и начнут собираться в ресторан на уже полноценное торжество. С друзьями, коллегами, тостами и шампанским.

Гуров заметил, что непроизвольно начал улыбаться. Он коротко глянул в зеркало заднего вида и подмигнул себе.

Мария Строева вышла из самолета с одной лишь сумочкой. Ее чемодан завтра приедет поездом, поэтому тащиться сейчас со всеми вещами не стоило. Да и время терять на получение багажа не хотелось. Завтра вечером Лева спокойно сгоняет на Павелецкий и заберет ее вещи. «Наконец я дома, – с облегчением подумала Мария. – Осталось всего лишь доехать от самолета на поданном автобусе до здания аэровокзала, а там знакомое лицо мужа, машина… Короче, дома!»

Три часа сна, сумбурные сборы, короткий, но утомительный перелет – все это не способствовало тому, чтобы женщина оставалась довольной своим внешним видом. А тут еще в самолете какая-то пара не сводила с Марии глаз, делая различные знаки и подмигивая. Уже в здании аэровокзала эта пара настигла-таки актрису Строеву. Холеный высокий мужчина лет сорока с небольшим, его худощавая спутница, будто сошедшая с обложки глянцевого журнала, преградили Марии дорогу.

– Вы же Строева, да? – с довольным видом не столько в форме вопроса, сколько в форме утверждения произнес мужчина. – Милочка, вы не представляете, как мы вас почитаем!