Юрий Гаврюченков - Доспехи нацистов

«Не очень грамотно, но в целом верно», – отметил я и с признательностью сказал:

– Благодарю покорно. Полагаю, я сумею правильно распорядиться полученной информацией.

Вся семья разом кивнула. Учтивый ответ был зачтён как проявление слабости. Надо было немедленно исправлять положение.

– Однако же, как он заставляет себя ждать, – пробормотал я, тяжело выбираясь из-за стола, и подошёл к укрытию, в котором затаился Слава.

– Алё, компадрито, – я пнул в дверь, перегруженный мозг требовал разрядки, – ты скоро?

– Скоро, – донёсся хмурый бас.

Я внедрился в ванную, брызнул в лицо пригоршню холодной воды и вытерся полотенцем, неприятно пахнущим тёщей.

– Как Славик? – поинтересовалась Маринка, когда я вернулся в комнату.

– Занедужил, – лаконично ответил я. – Скоро будет.

– Скажите, Илья, – с прохладцей осведомилась Валерия Львовна, – конечно я не надеюсь, что вы мне ответите правду, поскольку не нахожу вас возможным самостоятельно решить данную проблему, но всё же мне хотелось бы знать, какой вы видите дальнейшую совместную жизнь с нашей дочерью в свете противостояния с данной организацией?

Хороший вопрос, для Наполеона Буанапарте. Мадам явно нарывалась на скандал. Тёща есть тёща. Ну что ей ответить, так, чтоб без мата?

– Безоблачной, – улыбнулся я и тут в появился Слава.

Сразу захотелось побыковать.

– Ты что там, ключи от жопы потерял? – напустился я на него, игнорируя присутствие воспитанных по поэзии серебряного века женщин. – Три часа ждали, пока ты облегчишься. Верно ведь? – обратился я к аудитории.

Женщины промолчали, застигнутый врасплох тесть машинально кивнул.

– Чего-то не того схавал, – недоумённо пожал плечами Слава. – Вроде бы с водки табуретка ломаться не должна.

Друг был неподражаем в своей простоте.

– Ладно, нам пора. Похряли. По случаю этого дела, – я звонко щёлкнул по горлу, – мы не при колёсах, а на холопских добираться больно медленно – общественный транспорт ходит нерегулярно. Так что пошлёпали, дорогая, ехать нам долго.

От этой новости Маринка совсем скуксилась, но не стала возражать. Её готовность следовать за мной была выше всяких похвал. Я люблю свою жену, а тёща… Да фиг ли мне тёща, её не исправишь. Опять взялась за старое, но второго развода не дождётся. Я люблю Марину, она меня, а на тёщу – до ветру.

Последнего и в самом деле было неслабо. Валерия Львовна морщила нос, у тестя слезились глаза. Должно быть, Слава подпустил шипуна. В животе корефана периодически утробно урчало и я начал сомневаться, доедет ли он до дома, по пути целиком не изойдя на говно.

Хмель развеивался, в голову снова полезли покаянные думки. Такой уж был день. С убиенного синьхуана мысли перетекли на тюрьму и, по ассоциации с корефановой аварией, мне вспомнился дон Дракон.

…Население камеры 584 было здорово озадачено заскрежетавшим в девять вечера замком. Ничего хорошего это не предвещало, слишком уж неурочным был час для любого движения, а всяческие новации в тюрьме приносят подследственным исключительно головную боль. Какие предположения пронеслись в бритых шарабанах – одному Богу известно. Ждали проверку, подсадку, маски-шоу. Последнего особенно, поскольку боялись больше всего. Камуфляжные громилы с обтянутыми чёрной тканью лицами безжалостными побоями наводили жуть на «Кресты». Попадать под дубинал по поводу и без повода желающих находилось мало, тем более, что гарантировавшие неопознаваемость маски фактически дозволяли отморозкам безнаказанное убийство.

«До утра посидит. Не бейте его», – предупредил цирик, запуская в камеру зашуганного коротышку.

Дверь закрылась. Двенадцать пар глаз настороженно осматривали вошедшего. Он был неимоверно грязен и оборван: драная у ворота футболка, потёртые тренировочные штаны и дырявые шлёпанцы на босых ногах составляли его одеяние. В руках он держал полиэтиленовый мешок с тряпьём. Стоял потупившись у дверей и шмыгал носом. На вид ему было лет пятнадцать.

Попытки выяснить происхождение, имя, возраст и сексуальную ориентацию дали своеобразный результат: в каждом случае ответ оказывался разным. Стало понятно, что человек не в своём уме. Олигофрена определили под шконку, куда он забрался с превеликой охотой – видать был привычен. Для ясности окрестили его доном Драконом: белые пятна на штанах идиотика имели несомненное малафейное происхождение.

Разбудила меня возмущённая брань. Со второго яруса дон Дракон казался совсем маленьким. Он стоял в проходе между шконками со спущенными штанами. Изнутри штаны были рыжие от кала.