Юрий Гаврюченков - Доспехи нацистов

– Пидоры и уроды! – брань, впрочем, продолжалась. – На людей как бешеные бросаются, лупцуют почём зря. Я же им ничего не сделал, петухам!

– Сделал, не сделал, – пробормотал Слава, – какая разница. Все мы такими были по молодым годам.

– Нет, не все, – ярость моя иссякла, только осталась злость. – В юности я таким не был, можешь мне поверить.

– Ну это ты не был, – туманно заметил Слава. Должно быть, мы с ним росли по-разному, у него было рыльце в пушку. В результате, что выросло, то выросло: я пасую перед малолетками, над которыми он с лёгкостью одерживает победу. Драться в детстве полезно, драться в детстве нужно.

Когда мы завалились домой, Ксения уже пришла с работы.

– Ого, у тебя и видок, – смерила она меня эскулапским взглядом и покосилась на мужа. – Где это вы отирались?

– У тестя были, – ответил я, чем её весьма удивил.

– Ни хрена себе страна! – Воскликнула Ксения. – Чего же вы так с тестем не поделили? Приличные ж люди, хучь бы Маришки постыдились.

Жена, не отвечая, смотрела в пол.

– От тестя что-нибудь осталось? – не унималась Ксения.

– Папа здесь не при чём, – быстро сказала Маринка. – Это хулиганы напали.

Казалось, она затаила обиду, только я не мог понять, на кого.

– А чего случилось? – забеспокоилась Ксения, озабоченно заглядывая в глаза мужу.

– Да ничего, бакланы какие-то с Ильюхой сцепились, – смутился тот.

– А ты где был? – накинулась на него Ксения, будто Слава был моим секьюрити, а она – директором охранного бюро.

– Он задержался немного, – поспешил я на выручку другу. – Мы с Мариной ушли вперёд, а он слегка подотстал.

– Нужда замучала, – нашёлся Слава.

– Ох, заняться вами некогда, – грозно подбоченилась Ксения. – Вы посмотрите, что с Маришкой творится, идолы.

Маринку била крупная дрожь. Нормальный отходняк после стресса, только проявился поздновато.

– Зато изничтожили заблатовавшую шушеру, – попытался приободрить я, но бесполезно.

– Илья, ты свой фонарь потерял, – сосредоточенно произнесла Маринка и вдруг зарыдала. Ксения, обняв её за плечи, увела в комнату.

Мы как оплёванные стояли в прихожей и глядели друг на друга.

– Ну ничего, – сказал корефан и стал раздеваться, – бабы сами разберутся.

Это означало, что он предлагает возобновление банкета.

– Нет, – возразил я, ещё не отойдя после разговора с Маринкой, – моя половина без меня разбираться не будет. Пойду её успокою.

С этими словами я направился в комнату. Маринка с верной подругой, обнявшись, сидели на диване. При моём появлении догадливая Ксения вышла, оставив нас одних.

– Прости, что так получилось, – сказал я, присаживаясь рядом.

– Милый, – Маринка, всхлипывая, прильнула ко мне и уткнулась в грудь.

Я заботливо погладил её по голове и почему-то вспомнил, что сегодня жена сделала новую причёску.

– У тебя очень красивые волосы, – совсем не к месту сказал я.

Столь нежданный комплимент привёл к тому, что под конец сумасшедшего дня я лишился остатка невинности. Утешало, что Слава с Ксенией люди взрослые, в жизни повидавшие не только войну. Но всё же я предпочёл бы находиться в отдельной квартире.

– Я так за тебя испугалась, – доверительно прошептала Маринка и запоздало хлюпнула носом.

– Ничего страшного не могло случиться, – успокоил я, утвердившись в мысли никогда не рассказывать ей о том, что произошло сегодня у магазина. И о многом-многом другом. – Линия жизни на моей ладони уходит концом в вечность.

Маринка поцеловала меня в разбитые губы. От неожиданной боли я поморщился.

– Так быстрее заживёт, – оправдалась она.

– Губа заживёт совсем быстро, если ты не будешь высасывать из неё кровь.

– А может она у тебя вкусная, – рассмеялась удовлетворённая Маринка, – может мне нравится.

«Доведут же проклятые гопники!» – подумал я.

Наутро я решил, что с меня хватит сумбура. Два нападения грабителей за один день может и случайность, но какая премерзкая! Они ко мне липнут как железные опилки к магниту. Вообще-то, говоря языком марксизма, случайность есть непознанная закономерность. Мне доводилось видеть чудеса похлеще, но сейчас совпадения откровенно настораживали. Особенно после того, что услышал от тестя. «Светлое братство» с присущей ему радикальной ехидностью вполне способно было руками уголовников попрессовать строптивого археолога: смотри, что мы можем, и делай выводы. Сразу убивать меня не имело смысла, тогда бы «братья» не получили Доспехов, а создав нервную почву, можно было на это рассчитывать. Труп ржевского меченосца гарантировал Обществу, что прессуемый не обратится в милицию. Ради этого стоило потерять бойца. Они себе нового через газеты найдут, а вот оказавшийся в безвыходном положении раскопщик рано или поздно сдастся. Его уговорят: не парламентёры, так родственники; не родственники, так друзья. «Никто не хотел умирать». В результате, добьются полной капитуляции с последующей экспроприацией искомого артефакта и ликвидацией археолога.