Юрий Гаврюченков - Доспехи нацистов

– Чего загрустил, Ильюха?

– Предчувствия плохие, – пробормотал я.

– А вот у меня лично нет никаких предчувствий, – поделился Слава явно с целью моего успокоения. Тон у него был такой, будто он готовился пуститься в воспоминания. Так и получилось. – Предчувствия, они не всегда в цвет попадают, особенно у людей. В Афгане у механа командирского бэтра обезьянка была. Прогнозом звали. Типа, самец, значит. Вот этот Прогноз беду заранее чувствовал, и мы знали, что если он начал метаться – будет бой. Вот нюх у зверя.

– И что с Прогнозом сталось? – спросил я.

– Сгорел, духи машину подбили, – Слава глубоко затянулся сигаретой и придавил её в пепельнице. Вероятно, в БТРе сгорела не только обезьяна.

– Давай дербалызним ещё, – предложил я.

– О, а у тебя проклёвывается вкус к жизни, – отметил корефан. Постоянное долговременное общение шло на пользу нам обоим.

– Вообще, полезно было бы такого Прогноза иметь, – высказался я, когда мы вмазали ещё по рюмке.

Рюмки, кстати, у Славы были конические, гранёные, должно быть доставшиеся в наследство от ксениной тётки вкупе со старой квартирой, в которой молодожёны обитали прежде. Вмещала сия наркомовская посуда по сто грамм.

Не чокаясь, мы опрокинули их в рот. Афганец выпил за павших соратников, а я помянул синьоров, отправившихся в страну Вечного Застолья. На сердце было тоскливо, кисло и мерзко. Я подумал, что покойно в нашей стране может быть только покойникам. Всем остальным приходится пугаться милиции, налоговой полиции, хулиганов, бандитов и новых постановлений правительства. А мне ещё и «Светлого братства» впридачу.

– Хорош гонять, Ильюха, – словно приказывая прекратить смурные думки, корефан махнул рукой, в которой дымилась свежераскуренная сигарета. – Опять ты кисляк мандячишь.

– Жизнь такая, – я вздохнул.

– Пройдёт и эта петушиная полоса, – заверил друг. – Выкрутимся, не впервой.

– Конечно, – вторил я иронично, – так оно и будет, если только нам голову раньше не отвинтят.

– Это вряд ли, – усмехнулся афганец. – Руки у них слишком коротки голову нам отвинтить.

Я вспомнил недавний разговор с тестем.

– У «Светлого братства» руки как у орангутанга, – Слава под моим взглядом недоверчиво скривил рот. – Голову мне недавно чуть не открутили. Хорошо, что штырь в кармане оказался. Без него мне наверняка рога бы поотшибали.

– Ты думаешь, это фашистские происки? – догадался кореш.

– Не исключено. Братья – ребята ушлые, способны на всякую гадость. В том числе и пьяниц нанять, чтобы они меня убили.

– Да брось ты, – не поверил друган. – Как они могли знать, что ты в магазине появишься? Не пори чепухи.

– Не знаю, теперь ничего не знаю, – я бесцельно погонял пальцем по столу хлебные крошки. – Ничегошеньки не знаю. Может быть ты и прав. Мне «светлые братья» теперь везде мерещатся. Я был у Бори. Он собирает манатки, будет из города валить.

– Правильно по-моему, – поделился своим мнением друган.

– Полагаешь, и нам следует так поступить?

– А чего? Дёрнуть из Питера ненадолго не помешает, – корефан проявил несвойственную ему осмотрительность. Должно быть, сказывалась семейная жизнь. – Пускай фрицы кипешуются без нас. Потом, когда немного уляжется, вернёмся, посмотрим. Тогда и будем прикидывать, что к чему. А щас самое время когти рвать.

– Ню-ню, стратег, – кажется, я оставался в одиночестве.

Разумееется, Слава был прав. Не знаю почему, но мне претило отступать. Казалось, сдайся я раз, и потом всю жизнь придётся заглядывать в поисках утешения на дно стакана. Потеряю всё. Доспехи подсказывали мне, что легче всего поразить стрелой убегающего зверя, который опрометью несётся к ближайшему кусту, охваченный паникой. И наоборот, даже заяц бывает страшен, если сильно его разозлить. «Войны не хотим, но к отпору готовы!» Я колебался, не зная, какой путь выбрать. Единодушное мнение друзей противоречило моим личным соображениям. Неверное решение влекло за собою смерть…

Мучительные раздумья прервал телефонный звонок.

– Ага, – прогудел Слава, – ну да, само собой, Мариша. В чём вопрос!

Я навострил ушки.

– Твоя звонила, – сообщил Слава, повесив трубку. – Она к маме заехала, просила встретить, забрать.

Для этой цели моего согласия уже не требовалось. Марина по свойски утрясла сие с корефаном. Я ощутил укол ревности. Неужели мы настолько сжились семьями, что перестали замечать разницу между супругом и его другом?

Я не стал затруднять пьяную голову поисками ответа, отложив их на потом. Надо будет сделать Маринке внушение, а то порасчувствовалась, смотрю, чрезмерно.