Йосеф Бар-Йосеф - Трудные люди

Рахель (громко и раздраженно) . Ничего подобного! Он мой брат. Он — мой брат, понимаете? (Замолкает и прибавляет совсем другим тоном.) Я налью вам еще чаю.

За стеной раздаются звуки рожка.

Лейзер (тихо, со сдержанным бешенством) . Это что?

Рахель. Что?

Лейзер. Кто-то играет. Как будто в стене. Как будто труба… Но это не труба.

Рахель (словно обрадовавшись перемене темы разговора) . А, это хозяин дома Бени Альтер. Он немного странный человек, но очень славный. И чувствительный. Он любит чинить обувь, И это не просто так, это у него идеология. По его мнению, люди должны вернуться к здоровому образу жизни и заниматься тяжелой работой. Вернуться к земле. Это интересная мысль, не правда ли?

Лейзер. Но сейчас он не чинит обувь, он играет на трубе.

Рахель. Да, он любит играть на трубе.

Лейзер. И он богат!

Рахель. Говорят, его родители были очень богатые люди — там, до войны. Но он совсем не богат. У большинства его жильцов денег больше, чем у него самого.

Лейзер (переходит к делу, которое в действительности больше всего его волнует) . Я надеюсь, вы простите меня, если я задам вам один вопрос. Говорят, что женщин об этом не спрашивают. И все-таки — сколько вам лет?

Мелодия обрывается.

Рахель. Простите?

Лейзер. Сколько вам лет?

Рахель (смеется от смущения) . А!.. (Помолчав.) Неужели это так важно?

Лейзер. Я задал вам вопрос.

Рахель (хочет выиграть время, встает) . Говорят, женщина не обязана называть свой возраст. Говорят даже, что с некоторого… момента нам нельзя говорить правду. В конце концов, возраст это… это предрассудок, не правда ли? Это важно только для паспорта. Главное, как мы себя чувствуем и что мы еще хотим и можем сделать. И, разумеется, как мы выглядим, (Смеется,) На сколько, по-вашему, я выгляжу?

Лейзер. Я хочу, чтобы вы сказали, сколько вам лет. Я хочу знать. Я не здешний, у меня тут нет семьи. Я должен знать.

Рахель (помолчав) . Я родилась в двадцать четвертом.

Лейзер. Сколько же это получается?

Рахель. Сорок четыре.

Лейзер. Сорок три. Я посчитал.

Рахель. Я родилась в январе. Так что скоро будет сорок четыре.

Лейзер. Теперь, наконец, мне сказали правду.

Рахель. Ничего другого я вам никогда и не говорила.

Лейзер. Ваш брат сказал мне другое.

Рахель. Он пытался помочь мне. Он привык заботиться обо мне. Он спас мне жизнь. Это как… (Умолкает.) Может быть, хотите еще чаю?

Лейзер. Что-то у меня вдруг разболелась голова.

Рахель. Выпейте еще чашечку…

Лейзер. Нет, спасибо, не стоит утруждать себя.

Рахель. Это не трудно. Мне нравится заваривать чай.

Лейзер. Может быть, вы включите электричество?

Рахель. Электричество включено… Я его включила.

Лейзер. М-да. (Помолчав.) Когда вернется ваш брат?

Рахель. Я полагаю, скоро. (Неожиданно громко и раздраженно.) У вас есть люмбаго?

Лейзер. Что?

Рахель. Люмбаго. Прострел. Нет, у вас ничего такого нету. Вы можете стоять как человек, ходить как человек, поворачиваться, как вам вздумается, а Саймон не может. В Израиле это проще простого — схватить прострел.

Лейзер. Да, я понимаю. (Подымается и останавливается против Рахели.) Можете ли вы сказать мне, где тут у вас… Где тут уборная?

Рахель. В коридоре. Первая дверь справа. Извините меня, я должна прибрать в спальне. Не успела утром. Я рано ухожу на работу. (Выходит.)

Лейзер подходит к своему пальто, висящему па вешалке возле двери, достает из кармана пачку аспирина. Открывается дверь и входит Бени. Дверь прикрывает Лейзера, и Бени его не видит. Он принимается искать туфли, которые давеча принес, находит, подымает и хочет унести. Повернувшись к двери, видит Лейзера.

Лейзер. Здравствуйте. Я не здешний. Она — хозяйка — она сейчас вернется. Извините.

Бени. Никаких «здравствуйте», никаких «извините»! В Иерусалим! Немедленно! Праведники? Пророки? Ложь! Пророки сказали, что такое ваш Иерусалим: «Дома ваши полны обмана»! Раньше были обманщики и воры, а теперь вы и воры, и пророки, да?

Лейзер. Я здесь только в гостях… И я ищу уборную.