Чарльз Мори - Балаган

Тайлер /Лаэрт (Выходит «на сцену» вместе с другими актерами.) «Опускайте гроб. И пусть из этой непорочной плоти взрастут фиалки!.»

Перемена света и звукового оформления, переход к концу пятого акта. Следующая сцена играется как театр теней на фоне освещенного с обратной стороны задника. Генри выходит на крыло сцены и, невидимый «публике», наблюдает за спектаклем, Крэг смотрит с противоположного крыла.

Гордон /Гамлет. «Вот, блудодей, убийца окаянный, пей свой напиток! И ступай скорей за матерью моей!»

Тайлер /Лаэрт. «Вот справедливость. Простите мне, о благородный Гамлет!»

Гордон /Гамлет. «Будь чист пред небом. За тобой иду я. Горацио, я гибну. Ты живи. Поведай обо мне сердцам неутомленным. Могучий яд затмил мой дух, Горацио… Я умираю. Дальше — тишина.»

Джек /Горацио. «Почил высокий дух. Спи, милый принц. Спи, убаюкан пеньем херувимов!»

Свет гаснет. Публика аплодирует. Не овация, но вполне дружные аплодисменты. Такие, как нужно. Видны силуэты кланяющихся актеров. Занавес. Перемена света. Слышна музыка с идущего где-то за кулисами празднества. Крэг раскладывает карандаши. Сара включает дежурный свет.

Сара. Ну вот, и спели еще разок «За дружбу прежних дней». Который уже раз, Крэг?

Крэг. «И не сосчитать!.» Я вообще не понимаю, почему на последнем спектакле все как штык должны тащиться на сцену и распевать перед публикой эту дурацкую песенку.

Сара. Потому что это традиция: на последнем спектакле каждого сезона вся труппа выходит на сцену и поет эту дурацкую песенку. Все 67 лет, с самого основания театра.

Крэг. Традиция — это еще не причина.

Сара. Мне кажется, лучшей не найти.

Крэг. А мне кажется, пора придумать что-нибудь новенькое.

Генри (входит.) Согласен!

Сара. Да вы оба от этой песни рыдаете как младенцы — вы, два здоровых лба! А брюзжите, потому что стесняетесь своих слез, своих откровенно проявленных чувств. Но старые традиции из-за вас никто отменять не собирается.

Генри. А выпить ты не собираешься? Я — собираюсь. (поворачивается, чтобы уйти.)

Сара. Генри, стой! Это что у тебя — неужели.? (показывает на шляпную коробку, в которой раньше покоились бренные останки Этели Барнс Стайн.)

Генри. Собственной персоной. Я взял ее с собой на праздник.

Сара. Генри!

Генри. А что такое, может, у нас свидание.

Сара. Генри!

Генри. Я уже сто лет не был на свидании… Кстати, и Этель тоже. (выходит)

Сара и Крэг. Генри!

Крэг. Сара, в этом сезоне ты очень экономно расходовала карандаши. Рационально и целесообразно. Я очень доволен.

Сара. Целесообразность на службе муз — это мой девиз.

Крэг. В любом случае, я весьма признателен. (выходит)

Сара. Гордон, это ты?

Гордон (выступает из тени.) Да. Опять ты меня углядела. Я люблю иногда просто посидеть в нашем сарае. Закончился сезон, и все здесь сразу стало по-другому.

Сара. Пойдем лучше потанцуем.

Гордон. Я не танцую.

Сара. Посмотрим.

Джек (входит) Гордон здесь?

Сара. Его накрыла волна ностальгии по комарам. (выходит.)

Джек. Я хотел вас поблагодарить.

Гордон. Нет, это я тебе благодарен. Ты отлично сыграл в этом сезоне.

Джек. Спасибо.

Гордон. Жаль, что с «Тетушкой Чарли» так вышло…

Джек. Да, мне тоже.

Гордон. Очень смешной спектакль. Комедия. Хотя во время спектакля было не до смеха… Ну, зато через годик вспомнишь — обхохочешься…

Вернон (входит) А знаешь, в чем самый юмор? Самый юмор в том, что даже через тридцать лет ты будешь про «Тетушку Чарли» на бис рассказывать. В арт-кафе и театральных гостиных тебе проходу не дадут. Слух об этом спектакле будет бродить по всем городам и весям нашей необъятной…

Гордон. Но только не среди юристов! По всем городам и весям нашей необъятной ни единый юрист, собрат Джека по гильдии, не поймет его рассказ. Разве что покивают из вежливости, поулыбаются. И он перестанет рассказывать. А потом и сам перестанет понимать, в чем весь юмор.

Вернон. Точно. Этот юмор только актер оценит. «Должно быть, вы — тетушка Чарли?»

Гордон (Изображая Бабса с размытой гендерной ориентацией.) «Я? Что вы!» (они смеются.)