Андрей Казаков - Вкус боли

Я тычусь строками в пустынный лист бумаги
и пробую писать неведомо о чём.
Хочу теряться в ягодных полянах
и не почувствовать обрыва за плечом.
Хочу касаться солнечным лучом
осенних лет твоих багряных
и видеть вишни губ за песенным ручьём,
играя грудью – тёплым калачом.
И пусть приснится нам вдвоём
ещё одна чудесная поляна,
усыпанная розовым огнём,
в которой мы тепло сожмём
и, лепестками облетая, земли коснёмся
и волнистою травой
себя прикроем от чужого взгляда.

Моя рука в капроне чёрном
на тонкой женской белизне
струит тепло безоблачно, бездонно,
волнуясь счастьем на земле.
Всего лишь несколько касаний
ажура гладкого колен
мне возвращается вдруг раем
и всё, что было, топит в тлен.
Но расставанья час уж прОбил
и миг счастливо-озорной
сменило быстрое единство
двух рук
и сердце под стрелой.

Губы жадно тянутся к центру удовольствия,
влажной трубкой свёрнуты на продовольствие.
Мёдом растекаются по желанной нежности,
ананасом давленным в резаной промежности.
Вишней губы крашены, дыней страсть навыкате.
Завтрак на обочине – молоко из вымени!

Черти копытом скоблили землю,
змеиную форму придали телу,
гранёной водкой взлохматили нерв,
иероглифом кожи писали верх…
В жизни всё начинается снами.
Сон не в руку есть тоже сон.
В жизни всё случается с нами.
Лишь бы нами не правил сон.

Клетки мозга, победив болезнь,
сожрали тело.
Во всём хорошем
есть плохое дело.
Плохого даже больше.
Если так дальше пойдёт,
то лет через сто
круглый мир пропадёт
и мы не сможем понять
лучшее доказательство —
во всём плохом
есть хорошее обстоятельство.

Оргазм – божье угощенье.
Оно питает души тел
и в них вселяет вероломно
любовно-пышный беспредел.
Оно – вершина устремлений
в плену надуманных проблем;
оно есть способ вдохновенья,
но предназначено не всем.
Оно готовится в туманах
лесов
над криками зверей
и помогает только лучшим
из мира суетных людей.

Мы сидим за столом,
занимая пространство.
В рюмках налито время,
что испить мы должны.
Всё земное придумано нами
для чванства.
Неземное мы выбрать
лишь в этом
должны.

Один в пространстве пью вино,
впервые мне так хорошо!
В бокале музыка до дна
и сигаретный дым, вдыхаемый в себя.
Нет торопливости, вранья
и зависти, и чести.
Нет страсти, жадности и мести.
Есть я один и мой бокал вина.
А есть ещё мечта,
далёкая и близкая,
желанная, землистая,
без слов, интриг и глупостей бытия.
Возможно, это тоже я.

Я рою яму и пена пива
ползёт по брюху, забыв где рот.
А воздух ямы пронизан мухой
и брызжет кляксой
давленая кровь.
Уходит глубже по маслу глины
моя лопата в кромешный зной.
И в этот миг я обретаю
всё исцеляющий покой.

Поэт обременён стихами,
как женщина в расцвете сил
рождением детей случайных
от нескольких своих мужчин.
Откуда вышли эти лиры
и кто их семя посадил?
Ответа нет.
Лишь снова вылетают
с гнезда души
слова в отрытый мир.