Андрей Казаков - Вкус боли. Том второй

Вся правда – в дереве без листьев,
когда весной обнажено,
оно готовится под птицей
надеть зелёное ярмо.
Затем под солнцем превратиться
в сухое, ржавое пятно.
И снова обнажённой правды
заснеженное панно.

Оранжевое облако небо украшает;
оранжевое облако вечер веселИт!
Зачем же нам
с оранжевым-то облаком
печалиться?
Но вот оно исчезло
и больше не бОдрит…

Птица тревожно на меня смотрела
и навсегда из гнезда улетела.
Из пяти яиц малахитово-призрачный глаз
превратился в соломенно-мёртвый экстаз.
Лучшее бывает лишь раз
и всегда без прикрас.
В скорлупе морозное забвенье.

Древесных тел уродливые пальцы
через зрачок в голубизне
всё что-то шарятся при мне.
Земля в разломанном стекле
стволы собою окружает
и зелень свежая взрастает
в моей натруженной ноге
из полутьмы, из полусмерти —
источник жизни, он же – смерти.

Дождь степом выбивает детство на стекле
и отражает дни его в гудке
стремительно идущего экспресса.
И груши грудь топорщится в листве,
и ветви краснощёких яблонь
с волненьем тянутся ко мне,
сидящему устало в кресле.

Купаюсь в изумрудных волнах леса.
Вокруг неслыханная тишина.
Шумиха городов осталась где-то
вдали,
освободив меня.
К чему тот дальний мир,
безумный,
где нет совсем
идей добра?
А мир,
который изумрудный,
ждёт молча своего конца.

Белобокая сорока
краем веера-крыла
снегом сыплет на меня.
Усмехнулась борода,
бликом линз зажглись глаза.
Жизнь вышла из угла.

Во всём господствует сезонность,
а я люблю тепло рассвета.
Мне мама снова шьёт карманы,
куда я прячу своё лето.
В один карман набью букашек,
в другой – цветных камней из речки,
а в маленький карман рубашки
воткну лесных цветов букетик.
Возьму свисток, надую губы
и холод лопнет от натуги!
Земля умоется ручьями
и мы чуть-чуть добрее станем.