Татьяна Гаврилина - Филарет. Историческая повесть в стихах

Отрепьев рассмеялся:
– Ладно! Ладно!
Давай-ка без гаданий поживем.
А голова – она всегда накладна,
Вся дурь и блажь исходят от нее.
Теперь о деле! Что насторожился?
Хочу я, чтобы ты, как «сродник» мой,
Прилюдно перед всеми побожился,
Что я – царевич Дмитрий.
– Бог с тобой!
– Твоя услуга будет не забыта
И дорогой оплачена ценой.
Я возведу тебя в митрополиты
Епархии …. Сам выбери, какой!!!
– Ну, что же, «царь», премного благодарен.
Цена достойна, что ни говори.
Но ты в Кремле, ты назван государем,
Кому нужны свидетельства мои?
– Всем, в ком еще не улеглись сомненья, —
Отрепьев был заметно возбужден:
– А главное, я полон нетерпенья!
Хочу быть, Федор, венчанным царем!
– Ну и венчайся, разве есть преграды?
– Есть и немало, лгать мне не с руки.
Я не хочу навек уснуть от яда
Или, и впрямь, остаться без башки!
– Вот значит как? Боишься покушенья?
А говоришь, что «признан», что «любим»!
– Любим и признан бедным населеньем,
А надо, чтоб был признан остальным.
Вот и прошу, признай меня как «сродник».
– Как «сродник»? Нет! Меж нами нет родства!
– Есть! Твоя тетка…
– Тетка? Ах ты, сводник!
– Ничуть! Она была женой отца!
– Отца? Ты это говоришь серьезно?
И кто же твой отец, позволь узнать? —
Романов злился.
– Его звали Грозным.
– Ах, Грозным! Ну, а кто же твоя мать?
– Мария по фамилии Нагая.
Она была его восьмой женой,
А твоя тетка первой.
– Понимаю!!!
Но родственной то связи никакой! —
Он рассмеялся: – Ну, а как Нагие?
Ужель и их сумел уговорить?
– Не вдруг, не сразу, но…
– Так что ж Мария
Тебя готова сыном объявить?
– Дала согласье.
– Ясно. А другие?
– С другими я пока не говорил, —
Он хохотнул: – Мне не нужны чужие,
Уговорить бы близкую «родню».
Он посмотрел в упор на Филарета,
– Я – царь и до конца идти готов.
Епархию берешь? Нет? Жду ответа!
И Филарет кивнул: – Беру Ростов!
Хоть и мелькнула в голове мыслишка:
– Да как царем и князем всей Руси
Отныне будет плут – Отрепьев Гришка?
Он уж хотел ответить: – Не проси!
Но не посмел.
– Что ж, прошлое забудем! —
Отрепьев Филарета приобнял.
– А ты не прост! Но ссориться не будем,
Что ты в Ростов сбегаешь от меня.

– Вот как бывает! – Федор сбит был с толку:
– Выходит, Гришку я в цари подбил?!
Но он в ту пору был совсем ребенком,
Как говорят, пешком под стол ходил.
Кто б мог подумать, что все так случится?
Дурной для подражания пример!
Был иноком, потом сумел расстричься.
Не ожидал таких в нем перемен.
Увлекся? Заигрался в государя?
Пропил и честь, и совесть, и мозги?
Холоп! Ан, нет! Туда же – царством правит!
Куда ни кинешь взгляд – одни враги.
Где Шереметьев, братья Салтыковы,
Голицыны? Их больше рядом нет!
Им Гришка нужен был, чтоб Годуновых
Спровадить всем семейством на тот свет!
Спровадили и, где они все? Нету!
Эх, Гриша, ты не понял одного
И главного, что песня твоя спета,
На трон бояре метят своего.
Конечно, им придется выждать время,
Окрестный люд в подлоге убедить,
Расшевелить в нем прежние сомненья,
Усилить ропот. Гришке поцарить,
Я думаю, недолго доведется.
Венчанье его тоже не спасет.
И венчанным царям у нас живется
Небезопасно. Кто от яда мрет,
Кто от убийц наемных. Вот что странно, —
заметил Филарет, – из воевод
При Гришке закрепился лишь Басманов,
Причем, его любимчиком слывет,
Обласкан, как когда-то Годуновым.
Хотя, здесь вовсе странности и нет.
Басманов – человек средь знати новый,
А потому чужой. Вот в чем секрет!
Чужд всем и Гришка, хоть он и назвался
Царевичем и внешне – многим друг.
Ну, а надежно, прочно не вписался
Ни в тот и ни в другой боярский круг.
Боярам Гришка нынче не угоден.
И хоть мне с ним сближаться смысла нет,
Но я, благодаря ему, свободен,
И сын, и Марфа, – думал Филарет:
– Мне его просьбу выполнить несложно.
Потом покаюсь. Только вот пред кем?
Пред теми, кто вперед меня подложно
Назвали его Дмитрием – царем?
Но, кто из этих в меня камень кинет?
Все захотят остаться в стороне.
И он подумал с нежностью о сыне
И с затаенной грустью о жене.

Мал еще сын и робок, и бесстрастен,
Нрав кроткий – ни в меня пошел, ни в мать,
Должно быть, в тетку, в мою тетку Настю…
Тихоня! А, поди ж, сумела взять
И укротить строптивого супруга.
Молва о них по всей Москве слыла,
Будто, им тяжко было друг без друга,
Будто, любовь у них в семье была.
Недолго только…. Мир вокруг не познан!
Угодно ли то было небесам
Или врагам, но царь с тех пор стал Грозным….
Кто отравил ее, дознался сам.
Она и умирала так покорно,
Боясь наивно, что ее супруг
Последует за ней в печали черной…
И почему я это вспомнил вдруг? —
Он помрачнел:
– В нее то и удался
Мой Мишка. Теткин нрав и так же хвор,
И так же верит хитростям боярским…
А их только пусти на царский двор,
Так они тут же и начнут лукавить,
Свой интерес преследовать во всем,
Да выгоду искать… Сподручней править
Нам будет с Мишей в будущем вдвоем.
– А что? – и Федор снова размечтался:
– Сын – государь, а я – его отец.
Сомнений нет – наш бы союз удался!
Мне – власть, а сыну – скипетр и венец!
Не плохо б получилось, в самом деле,
Не плохо б, – заключил он горячо
И спохватился:
– Долог путь до цели,
Воды еще немало утечет.
Все впереди – мечты, свершенья, планы…
Плыл над Москвою колокольный звон,
И Филарет взгрустнул:
– Нет, слишком рано
Нам с Мишкою рассчитывать на трон.