Татьяна Гаврилина - Филарет. Историческая повесть в стихах

Он вспоминал себя. Какой был щеголь!
А как любил обхаживать девиц!
И мало кто из них морали строгой
Придерживался, но…
– Женись! Женись! —
Ворчала мать и к месту, и не к месту:
– Довольно с тебя славы вертуна.
Берись за ум! Пора! Отец невесту
Давно сыскал! Из Шестовых 6 она.
Он возмущался:
– Нет во мне охоты
С женой скучать. Вот нагуляюсь всласть…
Но оженился, не прошло и года,
Уж шибко Ксенья по сердцу пришлась —
Умна, мила и статна, и здорова —
Все в меру, не добавить – не отнять,
И вздорною бывала, и покорной,
И пожурить могла, и приласкать.
Была в заветных умыслах подмогой,
Но с горечью корила всякий раз:
– Ой, Феденька, ты не боишься Бога,
А ведь ему все ведомо про нас.
– А, может, нет! – смеялся он: – Дуреха,
Ему на всех на нас не хватит глаз.
Ты лучше языком поменьше трекай,
А то услышит кто не в добрый час.
Но Ксенья не сдавалась:
– Федор, любый,
Не искушай судьбу, остерегись,
Боюсь я, кабы ни случилось худа…
Он обрывал ее:
– Жена, уймись!
Она смирялась, но смотрела строго,
Вдруг принимаясь заново пенять:
– Какой ты, Федор, нравом твердолобый!
А он сердился:
– Полно зря болтать!
Семейных уз боялся он напрасно.
Родился сын, потом за сыном – дочь…
Другие были дети…. О, как часто
Казалась им двоим короткой ночь!
Он избегал о том воспоминаний,
Гнал прочь, но нет, не мог их побороть,
И прежние забытые желанья
Терзали дух и изнуряли плоть….

Но наступало утро и смотритель,
Как и вчера, как много дней подряд
Входил без стука в келью:
– Жив, хулитель,
Царя Бориса?! Что молчишь? Не рад!?
И мне, поверь, совсем не до веселья!
А, впрочем, нам друг друга не понять…
И, густо изрыгая дух похмельный,
Надсмотрщик жалил:
– Мягко было спать?
И так – без перемен шел год за годом
В краях далеких, средь людей чужих
И, если б ни услуги доброхотов
Из пришлых богомольцев, о родных
Он не имел бы никаких известий,
Не знал бы, живы ль дети и жена,
Что с младшим братом, и каким бесчестьям
Подверг их всех коварный Сатана.
Но Воейков служил Борису верно
Не за коврижки, он служил за мзду
И проявлял усердье соразмерно
Вознагражденью. Он привык к труду,
Знал свое дело. Чтоб не быть в накладе,
Он наблюдал, подслушивал, следил
И все царю отписывал в докладе,
Надеясь всякий раз, что угодил.
Но Филарет был узником особым.
Царь сам его о том предупредил:
– Не проморгай, бди за монахом строго,
Гляди, чтобы чего не натворил!
И пристав не дремал, провел дознанье,
Обдумал факты… Мысль и подалась:
– Конечно, богомольцы! Их свиданья
С Романовым – и есть живая связь
Монаха с волей! Значит, так про Гришку
Он все и сведал, – понял Воейков:
– Включу в доклад царю – не будет лишку!
И расписал все, не жалея слов.

Царь испугался:
– Вот как! Не забыты
Романовы в Москве. Народ их ждет!
И приказал в ответ: – «… закрыть приход,
Романова возвесть в архимандриты…».
– Как я могу к нему быть милосердней? —
Вскипел Борис:
– Он должен быть сокрыт
От всех! Пускай еще усердней
Псалтырь читает, а то много мнит
Сам о себе, надеется расстричься,
Утраченные почести вернуть…
Нет, Филарет, такого не случится! —
воскликнул Годунов:
– О том забудь!
Не быть тебе помехой мне и сыну,
И лучше на моем пути не стой.
Мне было б легче свесть тебя в могилу,
Чем так вот канителиться с тобой.
И свел бы! Но боюсь усилить ропот
Среди бояр. Боюсь озлить народ.
Нет трепета ни в ком! Уже холопы
Строчат доносы на своих господ.
Кругом враги…. А сколько из них скрытых?
Всех нужно до единого сыскать! —
Царь посмотрел на стопку челобитных:
– Спускать нельзя! В острог всех и пытать!
Пытать! Боярам больше веры нету.
Я чувствую их сговор за версту!
И он вернулся в мыслях к Филарету
И дописал письмо: – «… держать в скиту
Без послабленья, чтобы ни случилось.
Пусть служит Церкви, Богу, Небесам…»
– А здесь, – развел он руки, – я и милость,
и наказанье воздаю. Все сам!

И воздавал! Казнил кого за дело,
Кого по ложной кляузе за зря,
И мало чье семейство уцелело
Нетронутым по милости царя.
Москва роптала:
– Царь ума лишился!
– Осунулся, нет на царе лица!
– Опаслив стал, уж год как затворился
В Кремле, не кажет носа из дворца!
Сгустились слухи над Москвой, как тучи:
– Царевич Дмитрий жив! Жив и здоров!
– Нет, не было с ним никакой падучей.
– Довольно мы слыхали брехунов!
– Да то не Дмитрий! Гришка или Семка!
С огнем играют, лезут на рожон!
– Царевич Дмитрий был еще ребенком,
Когда убийца ткнул его ножом.
– Все враки это! Парня не убили!
Погиб тогда мальчонка, но другой…
А Дмитрия Нагие схоронили
От Годунова!
– Мальчик был больной!
Был слаб! А этот чересчур проворный
И на царя нисколько не похож.
Нет, то не он!!!
– Царевич сам по горлу
В припадке полоснул себя….
– Вот ложь!!!
Все Годунов! На нем оно – злодейство!
– Не мог царевич сам себя убить!
– Лют Годунов! Знатнейшее семейство
Романовых посмел искоренить!
– Трон занял через кровь, а не по праву.
– Забился и сидит в норе, как крот.
Ну, ничего и на него управу
Царевич Дмитрий вскорости найдет.