Сборник - Персидские лирики X–XV вв.

Вид неба радостен от звездного сиянья.
Объемлет землю мир и душу с ней мою.
На зеркало души ложатся воздыханья,
И ими чудный блеск я зеркалу даю.

Лишь вспомню о тебе – и сердце затрепещет,
Потоки горьких слез польются из очей.
Отвсюду образ твой пред мыслию заблещет.
О сердце! улетишь из груди ты моей.

Когда твоя душа прозрит хоть на мгновенье,
Весь этот мир вещей вдруг станет ей знаком.
И всем желанное нездешнее виденье
В зерцале мышленья появится твоем.

Весеннею порой в разлуке я с любезной.
Что праздник мне, когда нет радости ни в чем?
Да порастут сады колючкой бесполезной!
Да прыщут облака лишь каменным дождем!

Известно не одно у нас повествованье
О жертвах мук любви и силе красоты.
Любовь к Тебе любви есть каждой основанье,
Но должно понимать, что отблеск Твой – не Ты.

Передо мной моей возлюбленной могила.
Покойной красота здесь в розах расцвела.
И я сказал земле, где милая почила:
„О, дай ей отдохнуть, не зная мук и зла!”

О, я еще не сыт тобою, друг мой милый,
И много ты еще мне сладости должна.
Былинка над моей возросшая могилой, —
И та еще любви останется верна.

Ты, сна не знающий от века и не знавший!
О, если б хоть людей во сне ты посещал!
Сказать ли?.. но блажен, где нужно, промолчавший!
Ты также ведь молчишь и вечно лишь молчал.

Явись, красавица, превыше слов и меры!
Молитвы и тоски рассей бесследно мрак!
С тобой молитва – все, что служит знаком веры,
А без тебя сама молитва – только знак.

Мне часто друг твердил: „Бежать ты должен с толком:
Затеял ли побег, под мой лишь кров иди.
Когда ты одержим боязнью встречи с волком,
Спасайся в городе, а в степь и не гляди”.

Вечор ко мне пришла та милая подруга.
Я плакал и молил, она была строга.
Ночь скрылась, не продлив для речи нам досуга.
Не ночь была кратка, а наша речь долга.

О ветер утренний, лети к той деве милой
И, если ей досуг, скажи, как я страдал;
Застанешь ли ее сердитой и унылой,
Молчи! скажи, что ты меня и не видал.

Возлюбленной моей ничто годов теченье,
И будет нам всегда сиять она равно.
Она – и зеркало и в нем же отраженье.
Такое зеркало заржаветь не должно.

Вечор упрашивал я разум величавый:
„Познанью высших тайн меня ты научи”…
Он мне давал ответ любовный и лукавый:
„Знать можно, но сказать нельзя. Итак, молчи!”

Лобзать ее уста, которых знал ты сладость,
И грудь ее ласкать привычною рукой
Не перестанет тот, кто жизни мощь и радость
Из этих милых чар обильной пьет струей.

В собранье, от нее присев неподалеку,
Не мог я при других на грудь ее привлечь,
За то к ее щеке свою приблизил щеку,
Как будто на ухо ведя о чем-то речь.

Клянуся я душой, где к ней лишь чувство живо,
Клянусь я головой, где власть ее крепка,
Клянусь я мигом тем, как был я всем на диво:
В одной рук бокал, в другой ее рука.

От мысли о тебе лишаюсь я сознанья.
Без губок мне твоих не вкусно и вино.
Мой взор, ища тебя, уж полон ожиданья,
И ухо, чтоб тебе внимать, напряжено.

Хоть скучны мы тебе, зайди к нам на мгновенье,
Не избегай своих неистовых друзей.
Иль духа моего усвой себе затменье,
Иль только посмотри на бешенство страстей.

Мое случайное общение с другою
Не значит, что отдать я сердце ей хочу:
Тот, солнце чье с небес уйдет, спеша к покою,
Поставит пред собой взамен его свечу.

Меня бранят, зачем я смех свой не покину,
Зато, что речь моя забавна и резка.
Тки, враг мой, как паук, из желчи паутину,
Орел же весело взлетит под облака.

Тот, кто тебя узрит, прелестное созданье,
Забудет все кругом – и место и людей.
Что месяца нам лик, что звезд нам трепетанье,
Когда заблещет мир от солнечных лучей?

Когда б изведало хоть призрак этой страсти
Светило дня, оно забыло бы о дне,
А если б милую делили мы на части,
Вот вам десятая одна, а девять мне!