Сборник - Персидские лирики X–XV вв.

О жажде спроси у скитальца в пустыне, иссохшей от зноя:
Как цену вод ты узнаешь, у тока Ефратского стоя?

С тобою мне вечер – что утро: ты свет проливаешь мне
в очи;
Когда же меня ты покинешь, мне дни безразличны и
ночи.

Хоть был от тебя я далеко, надежд не бросал я нимало:
Года уходили, а сердце твой близкий возврат обещало.

Не видно меж нас и не слышно, кто мог бы равняться с
тобою,
И если ты – точно из праха, – живой замешен он
водою.

Я в темные ночи разлуки надеюсь на утро свиданья:
Кто жаждет источника жизни, во мрак да направит
исканья.

Ты горечью жизнь отравляла, – подносишь и сладкий
мне кубок:
Суровый ответ не естествен из алых пленительных
губок.

Не в этот лишь век мой короткий к себе мое сердце
влекла ты:
Плоды созерцая, постигнул обеих я роз ароматы.

Воспел бы я так, как ты хочешь, достоинство всяких
созданий,
Но как же тебя восхвалю я? превыше ты всех описаний.

Боюсь я тебя, но с надеждой к тебе воссылаю моленья
Затем, что ты петля печали, но вместе и ключ избавленья.

Лишился я взора подруги, и рады мои лиходеи;
Друзья от меня отказались: врагам удались их затеи.

Стихи Саади о разлуке ужель тебя вовсе не тронут?
А если скажу я их птицам, все гнезда от песен застонут!

Был некогда купец; держал он попугая.
Тот не на воле жил, а в клетке изнывая.

Когда сбираться в путь пора купцу пришла
(Имел он с Индией торговые дела),

Им не был обойден никто из челядинцев,
Чтобы узнать, кому каких везти гостинцев.

И каждому из них, кто дар свой назначал,
Исполнить просьбу он охотно обещал.

И птицу он спросил: „Нужда твоя какая?
Что из индийского добыть ты хочешь края?”

Ответил попугай: „Коль встретишь по пути
Ты попугаев там, о том их извести,

Что есть-де попугай, свою клянущий долю:
Судьба его ко мне закинула в неволю.

Он просит вас о том, со мной послав поклон,
Чтоб вы наставили, что делать должен он;

Он говорит: „Ужель назначено мне в муке
Заглохнуть здесь, живя с собратьями в разлуке?

И справедливо ль то, чтоб я хирел один,
Когда ваш век течет средь рощ и луговин?

Таков ли долг друзей и к другу сердоболье,
Чтоб мне была житьем тюрьма, а вам – раздолье?

Счастливцы, вспомните об участи моей
На утренней заре, под сению ветвей!”

Купец почтенный дал согласье попугаю
Поклон его и речь снести в родную стаю.

И вот, когда достиг индийских он границ,
В пустыне несколько таких же встретил птиц;

Коня остановив и крикнув в виде зова,
Их брата просьбы все им передал до слова.

Какой-то попугай всем телом задрожал,
Свалился и дышать мгновенно перестал.

Купец тут осудил свое с ним обращенье:
„Живую тварь мое сгубило посещенье!

Быть может, родственник он птички был моей?
Иль был то дух один в телах двоих друзей?

К чему мне было брать такое порученье?
Бедняге причинил я словом лишь мученье!

Язык наш есть кремень, железо суть уста;
Их слово жжет огнем окрестные места.

Железо о кремень не бей без нужды явной,
Хоть будь то с целью разумной, хоть забавной.

От слова целый мир пустыней может стать,
И мертвая лиса, как лев, пойдет на рать… ”

Купец, окончив торг и путь свершив тяжелый,
Вернулся вспять домой довольный и веселый.

Гостинец каждому слуге привез добряк,
Служанке каждой дал вниманья лестный знак.

Промолвил попугай: „А я – без награжденья?
Открой же мне свои слова и наблюденья!”

Купец ему в ответ: „Раскаиваюсь я,
Жалею и скорблю, потоки слез лия.

Зачем известие отнес я роковое,
Не зная, что в нем зло сокрыто, и какое!..”