Коллектив авторов - Древнегреческая застольная, шутливая и эротическая эпиграмма

Дом Зеногена когда загорелся, хозяин всё думал,
Как бы на землю попасть и от пожара спастись.
Брёвна связал — бесполезно. Но всё ж догадался: пристроив
В качестве лестницы, он, нос Антимаха, — удрал!

Был Диодором портрет Менодота написан, но каждый
С этим портретом был схож, только лишь не Менодот.

Из сорока плывших в море один Дионисий лишь спасся,
Изображение в храм грыжи своей принеся.
Выше бёдер её подвязав, с корабля тогда прыгнул.
Грыжа и та — что за спор — счастье приносит порой!

Выкрасив волосы, древняя Темистоноя, старуха,
Сделалась не молодой — Реей предстала она.

Падал я первым, быстрее соперников всех, соревнуясь,
И в состязании был — самый последний бегун.
В цель не забрасывал копья, а ноги мои не имели
Сил никаких — их поднять, чтобы прыжок совершить.
Дротик незрячий иной мог забросить гораздо успешней,
Был в пятибории я пять раз победы лишён.

Чуть ли не в саженей пять жилище тянется к небу,
В нём высоченный живёт — сколько уж лет! — Тимомах.
Если захочет подняться, с рассвета рабы его дружно
Сверлят большую дыру в крыше: пять футов на пять!

Дух испустил Гай, худоба, вчера, ничего не оставив
После обеда в себе, что предаётся земле.
Тощим прожил свою жизнь, таковым опустился под землю,
Тени загробной любой легче летел он туда.
Близким пришлось на плечах относить лишь пустые носилки.
Надпись гласила на них: «Гая несём погребать».

Тощий Марк эпикуровский атом когда протаранил,
В центр его угодил тут же своей головой.

Только слегка дунул Марк худосочный в трубу боевую —
Вниз головою стремглав тотчас в Аид отлетел.

Мышка увидела летом уснувшего Макрона-кроху,
В ногу вцепившись, в нору силой втащила его.
Мышку в дыре задушив, безоружный, он крикнул: «Великий
Зевс, у тебя ведь теперь новый нашёлся Геракл!»

Гай наш так лёгок, что плавать ему удаётся, когда он
Камень привяжет к ноге или же груз из свинца.

На муравье Менестрат, на слоновьей спине словно ехал
И неожиданно он наземь, бедняга, упал.
Ножкой лягнув, муравей его ранил смертельно. «Прочь зависть! —
Кроха кричал. — Фаэтон гибель нашёл от коней!»

Поднятый ввысь ветерком, в поднебесьи носился Херимон:
Был ведь намного любой легче соломинки он.
Долго, возможно, летал бы по воздуху, но, паутину
Ножкой своею задев, вниз головою повис.
Так и качался б он ночью и днём на той нити паучьей,
Вниз не свались вдруг с неё лишь на шестой только день!

Пёрышка легче, Диофант решил удавиться однажды,
Внутрь паутины попав, разом на ней он повис.

Прежде, Демострат, бедняга! мазью тебя натирая,
Дион: «Прощай, — говорил, — солнце моё!» — зорким был.
Зренье не только отнял у Олимпика Дион-провидец.
Сам он недавно ослеп, зоркость свою потеряв!

Цезарь великий, противны насмешки над юным поэтом.
«Гнев, о богиня, воспой...» — пусть сочиняет и он.
Возраста если Приама поэт не достиг, не имеет
Лысины или горба, — учит пускай алфавит!
Если же кто овладеет всем этим, о Зевс, к его грыже
Сможет добавиться дар — дар сочиненья стихов.

Больше не плачь над дитятей, оплакивай лучше меня ты:
Умер ребёнок, но я более мёртвый, чем он.
Новую в память мою напиши похоронную песню,
Строчкой мертвецкой палач душу убивший мою!
Из-за твоих, Марк, стихов пострадал, от которых издатель
Книги несчастье познал и загубилось перо.

Есть у Зеноны учитель грамматики длиннобородый.
Как говорят, от него сын появился на свет.
По окончаньям, союзам, и связям, и разным фигурам
Он и теперь по ночам учит искусно её!