Коллектив авторов - Древнегреческая застольная, шутливая и эротическая эпиграмма

Может ли кто усомниться, Менестрат, в том, что ты киник:
Ходишь по свету босой и постоянно дрожишь.
Вздумаешь хлеб мой украсть, пусть хоть самую кроху, — готова
Палка моя... назовут люди «собакой» тебя!

Все, кто исследует Крона, Арея влиянья на небе,
Палкой одною большой биты должны быть всегда!
О, я надеюсь, — не долго осталось — узнать вам придётся,
Как поступает Бык, что может сделать Лев!

Авл-скупердяй бросил в море родного младенца, прикинув,
Сколько же денег уйдет, если оставить в живых.

Дион украл день назад золотую Киприду, — успела
Выйти из лона она моря родного едва! —
Руку свою наложил на Адониса, мощного весом,
И небольшую при них статую Эроса сгрёб.
Воры теперь знаменитые самые в мире воскликнут:
«Соревноваться нельзя нам с твоей ловкостью рук!»

Стрижку откуда начать Гермогена, цирюльник не знает:
Так волосат! С головы? Он словно весь голова.

Арес, цирюльник... убийца, запятнанный кровью, — не надо,
Арес, меня убивать: места живого ведь нет!
Ты переходишь, однако, на мышщы теперь и на голень:
Коли уж начал, так брей, я разрешаю тебе!
Рану мою облепили всю мухи. Потрудишься больше —
Коршунов стая, ворон скоро слетится ко мне.

Диофон, крест увидав, своего чуть побольше размера,
Зависти полон, зачах рядом с соседним крестом.

Внешность Бито с обезьяньей сравниться лишь может, пожалуй.
Думаю, видя её, в петлю Гекуба пошла б.
Шепчет: «Лукиллий, — невинна, и ложе моё неприступно».
Совестно ей говорить, видимо: «Девушка я».
Да, пожелал бы врагу я жениться на чудище этом,
Произвести от неё деток невинных таких ж!

Словно пять, Гамос, волков, жрёшь ты, может и больше, обжора,
Крохи съестного оставь близким, соседям своим!
Завтра ты вновь приезжай на тележке. С собой прихватить же
Вместе с метлою, прошу, губку, опилок возок!

Воин Кальпурний висящую как-то увидел картину:
Битва морских кораблей изображалась на ней.
Бледный от страха, по-воински он распрямился и крикнул:
«В плен же берите меня, Трои сыны и бойцы!»
А удивившись, что жив он остался и даже не ранен,
Стенам поклялся отдать выкуп за волю свою.

Аполлофон, подозрений желая избегнуть, женился
И, новобрачный, толпе рыночной всё обещал:
«Завтра, — твердил, — у меня будут дети». Когда же настало
«Завтра», детей так и нет. Есть подозренья одни.

К оригиналу портрет кто ближе, быстрее напишет,
Спорили Федр-купец и живописец Руф.
Руф пока краски свои начинал растирать, Федр картину
Быстро закончил, успев с Руфа расписочку взять.

Кляча твоя, Хрисострат, из земли фессалийской, не скачет,
Трав фессалийских каких ты бы ей не подавал.
Истинно, конь деревянный! И если б троянцы и греки
Вместе тащили её, скийских ворот не прошла б.
Богу какому-нибудь посвяти свою клячу, на деньги,
Что на прокорм её шли, кашу свари для детей!

Ежели, Гай, против скачущих блох собирается войско,
Против мышей, против мух, против полков саранчи,
Как бы тебя, опасайся, в ту армию не записали:
Ты ведь достоин вполне драться с подобным врагом!
Если же войско из храбрых мужей выбирают, известно:
Римский солдат ни один бой не ведёт с журавлём.

Ростовщиком был: скопив, под проценты ссужал ты деньгами.
Воду одну только пил, чтобы поживу иметь.
В хитрых уловках, однако, Фарсимах, лишился богатства —
Так ничего не достиг, жалкий, чего ты искал.
Раньше, скажи, голодать разве меньше тебе приходилось?
Прежде не лучше ль жилось, чем ты сегодня живёшь!

Был ты, Нумений, когда неженатым, казалась — не правда ль? —
Жизнь постоянно тебе верхом блаженства, добра.
Разом, когда ты женился, Нумений, всё в жизни, однако,
Стало казаться тебе верхом мерзейших забот.
«Ради детей я женился...» И будут, коль будут и деньги!
Нищий не любит, пойми, собственных даже детей.