Коллектив авторов - Древнегреческая застольная, шутливая и эротическая эпиграмма

Храм незатейливый, был он воздвигнут у волн величавых
Некогда в честь госпожи влажных морских берегов.
Рад наводящему ужас я морю, судам проходящим
Я во спасенье стою, их безопасность блюду.
В сторону моря задую, коль жертву Киприде воздашь ты:
Ветер попутный пошлю страсть подгоняя твою.

Я зеленею, засохший платан, не своею листвою,
А виноградной лозой вьющейся густо покрыт.
Не уступал ей когда-то, богатым убранством блистая,
В ветвях моих молодых гроздья скрывались её.
Встретят пускай и другие подругу, которая сможет,
Жизнь одиноко влача, мёртвому верность хранить.

Феб пастухом был когда-то, в коня Посейдон превратился,
В лебедя — Зевс, змием стал бог — знаменитый Аммон.
Девушек любят они, а ты отроков. Все — убирайтесь!
Вместо того, чтоб прельщать, любите силою брать!
А Эвагор — молодец: прибегать не желает к уловкам,
Любит и тех и других, не изменяя свой лик.

Страсть возбуждающий пояс волшебный сама Киферея
В дар для Ино поднесла, сняв с своей нежной груди,
Чтобы мужские сердца покорять талисманом любовным.
Против меня одного употребила его!

Девушкой милой Терэна была. Говорил же тогда я:
Лишь повзрослеет она, столько сердец распалит!
Над предсказаньем смеялись, однако сбылось моё слово:
Рану сумев нанести сердцу навек моему.
Как поступить? Любоваться костром? Отвернуться?.. Мученье!
Или её уломать? «Девушка!..» — Значит, пропал.

Воды Эврота — реки, что в лаконской земле, — на картине,
В облике лебедя — Зевс: Леду нагую ласкал.
Вы разожгли мою страсть! Кем тогда обернуться мне? Птицей?
Коли стал лебедем Зевс, жаворонком сделаюсь я.

«Стой, не спеши, назови своё имя, красавица. Можно
Встречу назначить с тобой? Всё, что захочешь, бери.
Дом где? Слуга мой проводит. А... милого ты поджидаешь?..
Что же, гордячка, прощай!» Даже «прощай» не сказать!
Снова и снова к тебе подступаю. Умею смирять я
Более твёрдых, чем ты. Ну, а сегодня — прощай!

Скромен удел мой, родная, однако душевная зрелость —
Это богатство моё, и не сравнится с твоим.
Эти прими одеянья, сияющий пурпур которых
С блеском лишь можно сравнить и пестротою ковра,
Розы из ткани, и нард, заключённый в стекло голубое,
К тёмным твоим волосам, и многоопытных рук
Плод кропотливый — хитон, обнажающий тело искусно.
Пусть же всегда над тобой нежный парит аромат!

Яблочко спелое я, с прошлой осени здесь сохранилось,
С нежною кожицей я, сорвано словно вчера.
Низко на ветви держусь я раскидистой, снегом укрыто,
Будто сейчас родилось: пятнышка нет, нет морщин.
Редкий подарок зимы. То в твою, госпожа, честь подносит
Стужа суровая дар щедрой осенней поры.

Как-то однажды в дороге грамматик с осла повалился
И — так народ говорит — напрочь науку забыл.
Если б стал жить он, как все неучёные люди, простые
И от занятий своих он отказался навек!
Гликон, однако, иначе повёл себя! Даже не зная
Общеизвестный язык, даже основы его,
Начал теперь на ливийском осле совершать переезды —
Падая часто с него, стал он грамматиком вновь!

Спишь ты, приятель, а кубок тебя между тем призывает:
«Сон, Диодор, свой прерви, мысли о бренном оставь».
С жадностью пей же вино, приобщаясь к чистейшему Вакху,
Пей, пока сможешь ещё ты устоять на ногах!
В будущем много бокалов не выпить, тогда поспешай же:
Мудры мы стали — о том наши виски говорят.

Любящей выпить служила клюка Ампелиде поддержкой —
Верный её проводник. Старость когда подошла,
Чашу взяв, — впору лишь только циклопам — решила напиться
Свежего тайно вина, Вакха давильню узрев...
Но не успела тщедушной рукою черпнуть, — о несчастье! —
Как очутилась на дне, словно дырявый корабль.
Памятник каменный ей на могиле Евтерпой поставлен;
Близ виноградных сушильн место нашли для неё.