Коллектив авторов - Древнегреческая застольная, шутливая и эротическая эпиграмма

Сладостным Вакхом старик свой наполнил бездонный желудок,
Выпив хмельное вино: чашу оставить не смог.
Жаждой нещадной томимый грозил беспрестанно бокалу.
Был недоволен, что пуст некогда полный сосуд.
Юноши, выпив, храпят, а кто бодрствует, счесть не желает,
Сколько бокалов вина выпить ему довелось.
Пей же, старик, и живи! Ведь даже Гомер богоравный
Нам говорил — молодежь бедную старость теснит.

Тело твоё словно тень, незаметное глазу дыханье —
Не подходи ни к кому, остерегайся людей!
Кто-нибудь втянет иначе, вдыхая, тебя прямо в ноздри:
Легче воздушной струи тело намного твоё.
Смерть не пугает ничуть: ты и мёртвым останешься прежним.
Призраком станешь тогда точно таким, как сейчас.

К ритору раз, Диодору, бедняк подошёл и судебный
Каверзный задал вопрос — вот что ему он сказал:
«Раз у меня убежала рабыня — нашел её некто,
Отдал рабу своему в жены её, хоть и знал,
Что не его, а другого рабыня была господина.
Дети пошли. Кто же прав больше имеет на них?»
Долго обдумывал ритор вопрос и хватался за свитки,
Брови сводя на чело. Вот что ответил закон:
«Тот, кто присвоил рабыню, тот может считаться владельцем
Этих детей, но и ты право имеешь на них.
Милость судей завоюй, тогда дело мгновенно решится
В пользу твою на суде, если всю правду сказал».

Нежный пушок на ногах появился, Никандр. Спасайся,
Время покроет когда волосом грубым твой зад!
Знай же: пусть скромная поросль будет всегда у влюблённых.
Молодость так коротка! — вдумайся в эти слова.

Люди несчастны, когда их покинут любви испытанья.
Как они только живут, не откликаясь на страсть?!
Сам на подъем стал теперь я тяжёл, но увидеть случится
Только Ксенофила мне — молнией брошусь к нему.
Не избегать надо муки любви, а за нею гоняться, —
Всем говорю! — ведь Эрот — первооснова души.

Вытащить тощий Диодор пытался колючку:
Шип умудрился своей он продырявить ногой!

От комара молоко или мёд от жука-скарабея
Можно скорей получить, чем от тебя, скорпион,
Благо. Устроенный так, и других от добра отвращаешь.
Словно планету Сатурн, все ненавидят тебя!

Душу запечатлеть на картине труднее, чем тело.
Всё в отношеньи тебя действует наоборот:
Выставлен мерзостный мир твой душевный самою природой
Красочно так, что нельзя всем не увидеть его!
Если же морда твоя — оскорбленье телесных законов,
Можно ль её рисовать, — коли премерзка она?

Если бы Бесса умён был, тогда б удавился, а, глупый,
Он процветая живёт, первым оратором став!

Анакреона могилу, о путник, случайно приметив,
Если успел почерпнуть пользу из книжек моих,
Прах мой вином ороси, приносящим веселье хмельное, —
Пусть же возрадует сок влажные кости мои!
Станет мне легче тогда, знатоку и любителю Вакха,
Время отдавшему всё пьяным дружинам, пирам, —
Мёртвому, выдержать тягость могилы с Лиэем весёлым —
Места, что отдано всем смертным судьбою в удел.

Слава Ионии, Анакреон, средь блаженных теперь ты!
Где твоя лира, друзей радостный праздничный пир?
О, если б снова запел ты, венком сотрясая, который
Кудри б венчать мог твои пышные, взор обратив
На Еврипилу, быть может, Мегиста... на локоны, может,
Смердия, фракийца, чей род Кикенам принадлежит,
Вакхом гиматий сладчайшею жидкостью свой увлажняя
И на одежды свои чистым нектаром струя!
Музам ведь трём, и Эроту, и богу Дионису гений,
Жизнь посвятил ты, старик, всю безраздельно свою!

Памятник сей — Марониды, старухи. На камне могильном
Вырезан — видишь ты сам — кубок над гробом её:
Пьяница горькая здесь и болтунья. О детях не плачет,
И не волнует судьба мужа, лишённого чад.
Там, под землёю, рыдает теперь по одной лишь причине:
Вакхова чаша пуста — та, что на стеле стоит.