Unknown - Navsegda

дня я бы никогда не отказалась пожать чью-либо руку. Я хороший человек. Иногда даже

слишком слабовольна. Я не из тех, кого называют грубыми и несдержанными.

— Вы — жена Бена Росса? У вас с собой водительское удостоверение? —

спрашивает меня он.

— Нет. Я… выбежала из дома. Я не… — Я опускаю взгляд на свои ноги. У меня

даже обуви нет, и он думает, что я захватила с собой права?

Офицер Эрнандес уходит. Медленно и скованно. Он, видно, чувствует, что его

работа здесь закончена. Как бы мне хотелось быть им. Уйти от всего этого и вернуться

домой. Я бы вернулась к своему мужу и теплой постели. К своему мужу, теплой постели и

тарелке с треклятыми Фрути-пеблс.

— Боюсь, мы пока не можем пустить вас к мужу, Элси, — говорит мужчина в

красном галстуке.

— Почему?

— Им заняты врачи.

— Он жив? — кричу я. Как быстро окрыляет надежда.

— Нет, простите, — качает головой мужчина. — Ваш муж умер чуть раньше. Он

состоял в списке доноров органов.

6

Я ощущаю себя так, будто стою в лифте, стремительно падающим вниз. Они

разбирают моего мужа на части и отдают их другим людям. Они разбирают его на части.

Помертвев, я опускаюсь на стул. Мне хочется кричать на этого мужчину и

требовать, чтобы меня пустили внутрь. Пустили к нему . Хочется вбежать через двойные

двери в операционную и найти его, обнять его. Что они делают с ним? Но я оцепенела. Я

тоже умерла.

Мужчина в красном галстуке ненадолго уходит и возвращается с горячим

шоколадом и тапками. Все мои чувства притуплены. Я ощущаю себя запертой в ловушке

собственного тела, отделенной от всех вокруг меня.

— У вас есть кто-нибудь, кому мы можем позвонить? Родителям?

Я мотаю головой.

— Анне, — отвечаю я. — Мне нужно позвонить Анне.

Он кладет ладонь на мое плечо.

— Вы можете записать телефонный номер Анны? Я ей позвоню.

Я киваю, и он протягивает мне лист бумаги и ручку. У меня уходит целая минута на

то, чтобы вспомнить ее номер. Я ошибаюсь в цифрах несколько раз, но, отдавая лист

мужчине, почти уверена, что в конечном итоге написала номер правильно.

— А Бен? — спрашиваю я, сама не зная, что имею в виду. Просто… я пока не могу

смириться. Я еще не достигла фазы «позвони кому-нибудь, чтобы ее забрали домой и

присмотрели за ней». Мы должны бороться, правда? Я должна найти и спасти его. Как

мне его найти и спасти?

— Медсестры позвонили его ближайшему родственнику.

— Что? Я его ближайший родственник.

— Видите ли, в его водительском удостоверении указан округ Ориндж. Мы

должны оповестить о произошедшем его семью.

— И кому вы позвонили? Кто приедет? — Однако я уже сама знаю, кто.

— Я постараюсь это узнать. А сейчас я позвоню Анне и сразу вернусь, хорошо?

Я киваю.

Здесь, в приемной, я вижу и слышу других ожидающих. Кто-то выглядит

печальным, но большинство — в полном порядке. Мама с дочкой читают книгу.

Парнишка прижимает к лицу пакет со льдом, рядом с ним раздраженный отец. Парочка

подростков держится за руки. Не знаю, для чего они здесь, но, судя по улыбкам на их

лицах и тому, как они милуются друг с другом, у них явно нет ничего страшного, и мне…

мне хочется на них наорать. Хочется сказать им, что в реанимационном отделении

оказывают экстренную помощь серьезно пострадавшим, и нечего тут сидеть с такими

счастливыми и беззаботными лицами. Хочется сказать, чтобы они катились домой: пусть

лучатся счастьем где-нибудь в другом месте, а не передо мной. Я не помню, каково это —

быть такой же счастливой, как они. Я даже не помню, каково быть той, кем я была до

того, как всё это случилось. Всё, что я чувствую сейчас — переполняющий меня ужас. И

еще злость на двух придурошных голубков, лыбящихся друг другу прямо передо мной.

Ненавижу их и ненавижу чертовых медсестер, для которых этот день не стал

самым худшим днем в их жизни. Они спокойненько живут себе дальше. Кому-то звонят,

копируют документы, попивают кофе. Я ненавижу их за то, что они могут пить кофе в

такое время. Я ненавижу всех в этой долбаной больнице за то, что они не несчастны.

Мужчина в красном галстуке, вернувшись, сообщает, что сюда едет Анна. Он

предлагает до ее приезда посидеть со мной. Я пожимаю плечами. Пусть делает, что хочет.

Его присутствие не приносит мне утешения, но останавливает от того, чтобы вскочить,

подбежать к кому-нибудь и наорать на него за то, что в такой ужасный момент он поедает