User - lbv.docx

- Господи! – тихо прошептала Илана Александровна. – Боже мой! Вика не говорила мне об этом… Господи! Я не знала… Я ничего не знала… Как ты посмел? Как ты мог, так поступить с ней, Саша? – она закрыла глаза, пряча слезы. – Мой бедный ребенок… Девочка моя… Такое жестокое разочарование… - она вытерла мокрые щеки и посмотрела на него. – Что сделано, то сделано, Саша. Я думаю, что она уже справилась и с этим. То, что я услышала от тебя, я не скажу никому и ты, я надеюсь, тоже будешь молчать. Каких только сплетен не сочинили про эту аварию!? Не будем давать пищу для свежих небылиц.

- Разумеется, - согласился Александр. – Вы можете, Илана Александровна, поступить со мной как угодно. Я заслужил это. Но, чтобы не выглядеть окончательным подлецом и мерзавцем в ваших глазах, я скажу, что в то время, когда Вика лежала в реанимации, я готов был сам сесть за руль, разогнаться и сдохнуть в аварии. Может быть, от этого вам станет легче.

- Мне станет легче, Саша, если я услышу от тебя, что ты никогда больше не причинишь Вике, не то, что проблем и неприятностей, боже упаси тебя от этого, а малейших намеков на душевное переживание, связанное с твоей персоной. Я хочу услышать от тебя, что ты не будешь прямо или косвенно искать с ней встреч, и домогаться ее. Я не хочу тебя стращать, и пугать, но то, что я могу очень и очень осложнить тебе жизнь, мальчик мой, ты и сам прекрасно знаешь. Так, что дай мне слово, и покончим с этим неприятным разговором, - она выжидательно посмотрела на него. – Я жду. Твоего слова, данного мне, будет достаточно, чтобы я с легким сердцем отпустила тебя из этого дома, Александр Гольдберг.

- Илана Александровна… - прошептал он. – Я не могу…

- Что? – жестко проговорила она, глядя ему в глаза. – Я не расслышала, Саша?

- Я могу обещать и дать слово, что я больше никогда не причиню Виктории ничего, что могло бы ей повредить или создало бы ей проблемы, любой степени сложности. Но, что за нелепость - прямо или косвенно искать с ней встреч, и домогаться ее? Что можно отнести к встречам? Мы люди одного круга и можем часто встречаться друг с другом, да мало ли где? Не порядок, Илана Александровна! Меняйте формулировку. А на счет - домогаться ее. Тоже не совсем понятно. Что можно считать домогательством. Если я, предположим, как это принято в обществе, при встрече обниму ее и поцелую – это что? Не дружеский знак внимания, а домогательства? Или, например, я ей поцелую руку, как знак восхищения? Вы будете настаивать, что это чистой воды домогательство?

- Саша! Не умничай! Всему есть разумные пределы.

- Так нужно уточнять, Илана Александровна! Встречи и оказание внимания, не выходящие за пределы разумного…

- Очень обтекаемая формулировка! Совершенно не соответствует тому смыслу, что я хотела в нее вложить, Саша.

- Все вам не нравится! Илана Александровна, я скажу просто и емко – я не сделаю ничего против воли Виктории, не причиню ей ничего плохого, правда. Я сам, словно, тоже пережил клиническую смерть и стал другим человеком.

- Тогда, зачем, пытался юлить?

- По привычке! – невесело усмехнулся он.

- Береги ее, Саша! Заклинаю тебя. Крепко береги, если в тебе еще осталась, хоть капля страха за нее, как было когда-то, когда ты не знал, жива она или умрет.

- Где она? – как стон, раздался его голос. – Скажите, мне. Я вас умоляю, Илана Александровна!

- Нет! – жестко парировала она.

Она не сказала ему больше ничего, но он и сам нашел следы Виктории. Он сам устроил встречу у Вороновых и теперь летел туда, чтобы просто увидеть ее и узнать, что она жива, здорова и счастлива, без него, вдали от него и не благодаря ему. Что это? Садизм чистой воды? Заболевание? Безответная любовь? И да, и нет… Все вместе, переплетенное и цветущее буйным цветом – это и есть его жизнь, которая течет и развивается вопреки, на злости, на обиде, на разочаровании и на зыбкой надежде, что когда-нибудь она услышит о нем, только в превосходных степенях и будет сожалеть о своем поступке…

Глава 19.

Виктория не находила себе места. Ее охватило странное, гнетущее беспокойство и тревога. Бывает такое ощущение, когда все в душе всколыхнется, превратившись в хаос, и давит своей тяжестью и пугает своим беспорядком, и разбродом. Предчувствие или ожидание беды… Вот-вот должно случится что-то недоброе, скверное, но что это – совершенно непонятно, и хочется заглушить, загладить или убаюкать свой душевный страх. Он, как червяк, точил и точил ее изнутри, доставляя дискомфорт и заставляя нервничать. Слишком много всего, будоражащего ее нервы и чувства, пришлось пережить в последние дни. Одни события, стремительно накладывались на другие, которые она не успела толком осмыслить и обдумать, следом накатывали третьи, как волна за волной, принося сумятицу и переживания. Их было слишком много, а времени слишком мало. Она практически не оставалась одна, чтобы спокойно сесть и подумать. Виктория знала один-единственный выход, который подсказывала ей интуиция, древний звериный инстинкт самосохранения и ее жизненный опыт – надо исчезнуть на время - убежать, улететь, спрятаться, испариться или просто - сесть в машину и уехать на выходные в город. И, там, постараться выключить все эмоции, не ощущая давления со стороны заинтересованных сторон, детально проанализировать все, сделать правильные выводы и только тогда, прислушиваясь, исключительно, к своему сердцу, принять решение, в каком же направлении ей двигаться дальше. Кроме этого, внутреннее чутье подсказывало ей, что расставание, вызванное какими-то непреодолимыми трудностями и внезапная разлука, привязывает влюбленного человека гораздо крепче любых свиданий и словно лишает его рассудка. Уговорить тетушку уехать в город на несколько дней ей удалось легко, тем более и повод нашелся – магазины и покупки, что-то из их дачных припасов требовало срочного пополнения, нашлась и куча важных мелочей, которые просили немедленного решения. София Александровна, обладающая каким-то звериным чутьем, с напором и энтузиазмом направила свои силы на земное и суетное – со списком продуктов и важных дел укатила по своим нуждам, оставляя племяннице, возможность пребывать в эмпириях более тонких, воздушных – любовь не терпит суеты. Не просто так она, стрекоза, сбежала от котла кипящих страстей в душный, расплавленный город, пусть успокоится и подумает! Не зря же она, Соня Ртищева, все благодаря своей тонкой интуиции и жизненной опытности, позвонила Васильевне, а не ближайшим соседям, чтобы та присмотрела за домом и за скотинкой ее, докладывая по телефону обстановку во вверенных ей владениях. Очень была горда собой София Александровна и хвалила себя за предусмотрительность, и смекалку. Такую тетушку еще надо поискать!