User - ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Мой Пушкин, только мы с Тобою.

О том не знают только дураки.

Кто не страдал в те годы? Кто не плакал?

Мне это имя, друг мой, назови!

Кто не страдал? – Лишь только враг Природы,

России, веры, света и любви!

Я помню, как прощались мы с Поэтом,

И плач Никиты, и последний час,

Когда Ты на руках любви угас,

Мой Пушкин… Нелегко сказать об этом!

ПУШКИН:

Не говори! Пусть скажет нам молчанье.

Оно красноречивее всего

Порой расскажет о любом прощанье,

Не раздавая грусть и обещанья,

Не утешая никого.

Мойка:

Живу все годы лишь одной надеждой,

196

Что ты опять со мной заговоришь,

Порвав строкою мертвенную тишь

Моей холодной ледяной одежды.

И вот я снова слышу голос милый!

Мой Пушкин, я сбираю снова силы

И мчу навстречу другу моему.

Я как невеста в свадебном убранстве,

Все двести пребываю в постоянстве

И берегу тот Пушкинский портрет,

Где, с другом опершись на парапет,

Ведёт мой Пушкин мирную беседу.

Мой Пушкин, я к Тебе, мой друг, заеду,

Чтоб обратиться к Богу Самому!

ПУШКИН:

Я здесь, я не лукавлю, как однажды

Царь Пётр сказал, роняя воск свечи.

Свеча России зажжена. И дважды

Её не уничтожат палачи.

Нам не страшны Дантесы и Малюты.

Мой дом не уничтожит сатана.

Ему осталось жить почти минуты,

Ну не минутки – сутки. Пусть – не сутки,

Пусть годы. Что для вечности одна,

Две пары лет? Иль два десятилетья?

Он отключён от вечности… Вина

Прошу подать в бокале Поднебесья!

Мы оросим вином любви ту песню,

Которая забыта на повети.

Как говорит Серёжа, с вами, дети.

Мы за бессмертье выпьем штоф до дна!

Резвись и пой, любимая речушка!

Раздайся половодьем до Невы,

Где, может быть, бывали, други, вы,

И где моя кудряшка-завитушка

Касалась вечной мудрости совы.

Мойка:

Мой Пушкин! Я опять Тебя венчаю

С короной Питера – дворцовою красой.

О, Пушкин, утоли мои печали,

Приди зарёй. Её не раз встречали

Мы вместе и недаром замечали

Людскую боль и этой жизни соль.

Тебя я вижу, мой Поэт любимый,

Как рядом с Медным Всадником паришь,

С Невою чутким сердцем говоришь,

И жаждою любви неодолимой

Твой полон взор. И никакой Париж

Тебя не пронесёт России мимо.

197

В свой Летний Сад заглядываешь летом.

Здесь боги ожидают мудреца –

В унылости и бледности лица

Их мрамор дожидается конца

Лишь своего, конечно, а не Света.

На Невском часто вижу вас вдвоём

С Онегиным. Крепка как прежде дружба.

Поэзия – всё та же, друг мой, служба

И занимает прежний окаём

От Охты до Васильевских проспектов.

И вновь Нева, опять её гранит.

Он от потери памяти хранит,

Как некий храм Божественное НЕЧТО.

ПУШКИН:

Нет слов, чтоб выразить парение мечты,

Где в образе богов дела и лица слиты.

Букет увял. Горшки давно разбиты.

Но вечный образ юной Аэлиты

Вдруг мне напоминаешь нынче ты.

Да, да, я это говорю – твой Пушкин.

Я жив в Поэзии, и в яви, и в мечте.

Лишь смерть противоречит красоте.

Но силы у неё уже не те,

Поскольку жизнь резвится на опушке.

Опушка времени. Ей окольцован Мир.

Ей боги повинуются и люди.

Любовь моя – на поднебесном блюде,

Подобная Петрарке и Неруде,

Провозглашающим любви вселенский пир!

И я средь пира – ваш Поэт, о чуде

Мечтающий. Пусть день Поэта труден!

Ваш Пушкин. Вы согласны? – Ваш кумир.

А. С. ПУШКИН.

Автограф точен. Мной удостоверен.

Я – Сердца Пушкинского вещий звук.

Мой звон касается его астральных рук.

И лук натянут – Серафима лук.

И каждый слог родному сердцу верен .

Примечание:*Коронопартия, подобная аллегро– имеется в виду краткое царствование

Петра Великого, ввиду быстрого ухода Его на Тот Свет.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

198

К НАЧАЛУ ВСЕХ НАЧАЛ

«Через Свирель дано мне воссоздать реальный образ

Моего Покровителя и Благословителя на явление моё в Мир Сей.

И стих, и строка сего повествования есть моё волеизъявление и внушение. Описание

деяний Великого Создателя Северной Столицы есть непременная часть сей книги обо Мне. Это

Моё повеление.

А. С. ПУШКИН.

Свеча Петра горит и освещает тайны, которые истории

важны. Свечи врученье не было случайным, – но лишь по воле старины и