User - ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

И как Христа снимает Пушкина с Креста!

Как Сам Христос, Поэт воскрес и в Небе синем

Вознёсся раскудрявой головой.

И белозубою улыбкой над Россией

Сияет несравнимый и живой!

А Николай Васильевич Гоголь пришёл на вечер со сборником твоих стихов и вышел

перед аудиторией с рассказом о том, как возникла связь с Плотной Землёй, как родилась мысль

опубликовать стихи земной музы, которой Пушкин подарил имя Свирель, – в приложении к

журналу Пушкина «Вестник Востока».

Художники, оформившие сборник твоих стихов, на этом вечере делали эскизы встреч

Поэтов, рисовали портреты участников события и запечатлели Александра Сергеевича на сцене

и в беседах с друзьями.

Всё это нашло отражение на страницах проспекта, посвящённого 210-летию Александра

Сергеевича Пушкина.

ПОТОМКИ ПУШКИНА

поэма

Нам каждый день бы начинать со строчки.

Нам каждый день бы Пушкина читать.

Тогда бы не могли мы – это точно –

Ни злиться, ни обманывать, ни лгать.

Поэмы очистительное пламя

Сжигало бы безверие и прах.

И Пушкин сам своими бы крылами

Развеял неуверенность и страх.

Нам каждый день бы начинать со сказки,

Нам каждый день бы с Пушкина начать.

Тогда б от Петербурга до Аляски,

Сорвав со всех уродливые маски,

Ложилась благомыслия печать

На лица. Вот с чего бы нам начать.

Преобразуй любую мысль в поэму,

Коль в мысли благозвучие поёт.

Развей в стихе своём любую тему.

315

И песня отправляется в полёт.

Роняй смелей зерно воображенья

В благую почву трепетной Души.

Душа к Душе в свободном проявленье

По воле Бога радостно спешит.

И радует Христа сердец слиянье

В порыве веры, истины, любви.

И торжествует в Душах созиданье,

Усиливая мужество в крови.

Мы родом все из детства, из юдоли

Лишений, голода, бесчинства и беды.

Мы все хлебнули незавидной доли,

Где слёзы – наподобие воды.

Где все привыкли к плачущим сиротам,

К обиженным и бедным старикам,

Где кто-то вечно мучает кого-то,

Где карлик говорит: «Я – великан!»

Мы все из детства, где любая сказка

Сильнее были, радостнее дня.

Нас всех несут упругие салазки

Простого поэтичного коня.

Мы все когда-то, обморозив пальчик,

Играли с Жучкой, маму осердив.

Мы все, как тот смешной далёкий мальчик,

Улавливали пушкинский мотив

В звучанье рек, лесов, в порыве ветра,

Любили няню, плакали в ночи.

Нас всех пугал в окно глядевший недруг.

Мы все любили греться на печи.

Нас всех влекло задумчивое чтиво

За обоюдным родственным столом,

Где чай журчит уютно и игриво,

Где кто-то улыбается красиво,

И льются строки, строки о былом.

Мы необычны. Нас влекут рассветы.

Нам мнится звон полуночных орбит.

Среди зимы мы вспоминаем лето.

Нам каждый штрих о многом говорит:

Узор на стенке, всхлип воды в колодце,

Случайный взгляд, походка или жест.

Красавца прозреваем мы в уродце,

Цветенье средь глухих, недобрых мест.

Мы жертвуем цветку стихотворенья

Ночной покой, последний день в году,

Последний час движенья и горенья,

Преобразуя в творчество беду.

316

Переплавляя сердце в жарком тигле

Любви, терпенья, мысли и мечты,

Преображать страданья мы привыкли

В божественные лики красоты.

Не потому ли смотрит Богоматерь

С Небес России на своих сынов

И жертвует всем людям без изъятья

Величественный ласковый Покров?

Мы многогранны. Мы грустим о Маме,

Покинувшей так рано ближний Свет.

Мы помним о военном древнем стане,

Которого давно в помине нет.

Мы, у ручья склонившись осторожно,

Поймаем отражение Небес

И, сделав невозможное возможным,

Подслушаем, о чём лепечет лес.

И, долетев до множества окраин,

Взволнуем Души многих городов.

Мы – голуби, но не из общей стаи,

Пыльца не общих редкостных садов ,

Сдуваемая злобой неурядиц,

Бездарностью владетельных тупиц.

Мы – принцы нищи, но Бога ради

Не потерявшие ни Душ, ни лиц.

Элита сердца вещего – Россия,

Элита необузданных страстей,

Высот небесных, где творит Мессия

Цветенье необычных новостей!

Сердечной болью наполняя строки,

Мы их подарим людям и земле,

Уничтожая нежностью пороки,

Отыскивая огненность в золе.

Воспламенив всё то, что еле дышит,

В движенье приведём уснувший стан.

Нас равнодушный только не услышит

И тот, кто совесть променял на сан.

Потомки златокудрого Поэта,