User - ГЛАВА ЧЕТВЁРТАЯ

Сверчок прекрасный мой!

что может быть чудесней,

Чем пить строки Твоей живительный эфир?

Ему внимает целый Мир,

Твои стихи преображая в песни!

ПУШКИН:

О, ангел маленький, измученный войной,

И бедами, и нивой опустелой,

Как ты хорош, как крепок, как со мной,

Со мною, ветхим, старым, рядом льёшься

Единой песней в золотую даль.

Уверен, ты на зов мой отзовёшься.

25

И мы отринем времени вуаль,

Чтобы пройти лучом до сердца

Руси могучей, как случалось встарь.

Открой же нашей Истины букварь.

В нём столько музыки, созвучий, столько терций!

ТАТЬЯНА:

Средь многих бед – главнейшая – одна –

Утрата Пушкина! – Не легче, чем война!

Как боль вонзается, как снова сердце плачет,

Когда, внимая страшному мгновенью,

Вновь видит ДРУГА у Никиты на руках

И, обескровленное, шепчет:

«Скажи скорей спасительное СЛОВО,

И ложь и смерть рассыплются во прах!»

ПУШКИН:

Скажу тебе спасительное СЛОВО

Устами свежими, как яблоко в соку,

И всем живущим ныне предреку:

Жизнь повторяется. И все воскреснем снова.

И если нет с тобой любимого Поэта,

То это лишь мираж. – Он здесь,

Он сыплет розами, Он жив, и лето

Сквозит в строке. Он в этой строчке весь,

Ваш Пушкин – светлый и изящный,

Живой, сегодняшний, простой и настоящий,

С приветом к вам, потомки дорогие!

Хоть на Земле теперь года другие,

Но вечен я, как вечны вы, друзья.

И нас разъять уже ничем нельзя!

ТАТЬЯНА:

Мой Пушкин, Ангел, Ты сердечко успокоил,

Родной и ласковый, а главное – живой,

К тому ж ещё – навеки свой!

И нас стихом прекрасным удостоил!

ПУШКИН:

Россия вольная, поруганная высь!

Россия рабская, где высью дышит Разум,

Животворясь космическим экстазом,

Взмахни крылом, взлети и оживись!

ПУШКИН–СВИРЕЛЬ,

1990 год, март, тетрадь 11 «а»

ПУШКИНУ

Мой милый, мой родной, Души моей терзанье!

Как страшно жили мы в неведенье сто лет

И больше, и не слышали ответ

На сердца русского рыданье!

Ты всё молчал. А, может быть, Твой зов

Терялся в шорохе измученных Миров,

Тот сердца зов заветный,

Необходимый и прозрачно-светлый,

26

Способный нашу Душу осенить,

Россию-матушку тем звоном колокольным,

Прекрасным, нежным и раздольным

Объять, поднять, хранить?!

СВИРЕЛЬ, март 1990 год, тетрадь 11»а»

ДИН–ДОН

Дин-дон, – поёт капель, звеня, дин-дон.

Летит Апрель, носки вдевая в стремя,

На тонких струнах веры строить дом,

Точить стрелу и сердцем слушать время.

Дин-дон, динь-дон, – взывает сердца звень

Из тех Миров, где Феб владеет сердцем.

Зовёт он нас в родной далёкий дом,

Где трель Души вызванивает скерцо.

СВИРЕЛЬ, март 1990,

11«а» тетрадь.

ЗВЕЗДА

Неподражаемо и первозданно

Дрожит Душой открытая Звезда,

Влечёт меня нестынущая рана

Разлуки давней. Ей до века длиться.

И если это снова повторится, –

То праведной Звезде сиять всегда!

март 1990, тетрадь 11 «а».

Считаю необходимым включить в поток информации, полученной в марте 1990-го года,

ещё один монолог Александра Сергеевича Пушкина, который он обращает ко мне, Татьяне, через

несколько месяцев названной Им Свирелью.

Монолог этот интересен тем, что он открывает в какой-то степени секрет Небесного

Творчества.

25 марта я начинаю разговаривать с родителями и спрашиваю о впечатлениях от накануне

проведённого вечера. Отец мне говорит, что у них сейчас находится как раз Александр Сергеевич

и хочет со мной поговорить.

Приветствуя Поэта, я слушаю, что Он говорит.

А. С. ПУШКИН:

«Я слышу тебя, мой маленький друг. Ты согреваешь сердце моё неподражаемым

потоком света и доброты.

Я просто поражаюсь, насколько живо ты воспринимаешь боль о давно утраченных

Землёю связях с людьми, теперь уже такими далёкими от вас, мои дорогие современники и

потомки.

Это я тебе говорю, твой Александр Сергеевич Пушкин. Я скажу тебе, моя

племяшка, что ты владеешь очень живым воображением.

А это – ЗНАК натуры нервной, восприимчивой, пылкой и, конечно же, родственной,

как ты сама понимаешь, нашему великому арапу Петра Великого Абраму Петровичу

Ганнибалу.

Это так же верно, как то, что я говорю сегодня с тобой от имени всех наших родных,

объединённых одной кровью – русско-арабской.