разумеется, это замечает. — Делая тебе предложение я выдал самую длинную речь за всю свою
жизнь. Продуманную, спланированную. Потому что посчитал важным предупредить о рисках.
А ты, мать твою, хоть что-нибудь запомнила? А вот зря, лишних слов там не было. Если бы я не
посчитал нужным донести до тебя каждую из своих мыслей, то не распинался бы, а молча
напялил кольцо и потащил к судье. Но ты все равно похлопала ушами, покивала и забыла все на
хрен! — При этом Шон даже ухитряется продемонстрировать, как именно, по его мнению, я
хлопала ушами. В ответ принимаю оскорбленный вид. — А я нет! Так что подписывай бумаги и
не вздумай теперь разыгрывать жертву несправедливости.
Может, и так, но что-то я не слышала слов «ты будешь наложницей без права голоса и
собственности»!
— Я не хочу избавляться от квартиры. Это унизительно! Как ты не понимаешь? —
возмущаюсь, надув губы.
— Я даже пытаться понять не стану. Либо тебе стоит запастись терпением на годы вперед.
Мне потребовалось больше десяти лет, чтобы решиться переехать в дом отца. Ты хочешь,
чтобы теперь я десять лет злился из-за твоей квартиры? Ты меняешь страны, города, дома,
машины, мужчин и объекты своей гиперзаботы за недели, а я родился, крестился, учился и даже
женился в Сиднее, и если Сидней смоет цунами я лучше тут сдохну, чем переберусь куда-
нибудь еще. И именно поэтому я говорил, что тебе придется приспосабливаться, потому что
сам я предпочитаю подгонять не себя, а под себя. И тебя тоже. В общем, просто возьми ручку и
подпиши чертовы бумаги! — И протягивает мне свой паркер. — Или я сделаю это сам, и меня,
весьма вероятно, посадят, а тебе, как сердобольной супруге, придется носить мне печенье.
Вздохнув, прижимаю документы к груди.
— Мне нужно время! — Говорю я.
Шон долго смотрит на меня, а потом кивает:
— До конца недели. Или я тебе на лбу вытатуирую свое имя, будешь в зеркало смотреться
и проникаться этим великим чувством собственной принадлежности. — Ура, сбылась больная
мечта Шона Картера. Теперь он может терроризировать меня в еще одном качестве. Не, ну не
козел ли?
На выходных мы с Шоном едем взглянуть, как продвигаются работы в доме Бенжамина
Картера. У Ашера было несколько месяцев на то, чтобы с ним поработать, и раз он уже более
или менее облагорожен, я должна ответить на сакраментальный вопрос: смогу ли жить в этом
месте. Решение непростое. С домиком Шона у меня связано множество воспоминаний, и
плохих, и хороших, но он определенно мне не чужой, а особняк — да. И единственная причина,
по которой стоило бы согласиться, — то, что решение совместное, общее. В доме Картера я бы
никогда и не подумала изменить… да хоть цвет штор, а здесь уже что-то сделано под меня и по
моему желанию. Чувство принадлежности не отнять. Это как бы компенсация за квартиру
(продать которую я все еще не согласилась).
Но это лишь логические размышления, а на деле принять решение проще. Дело в том, что
дом Бенжамина Картера просто не узнать. В смысле, я бы его не узнала в любом случае, ведь в
прошлый раз даже не разглядела — ветки мешали, — а теперь вылезаю из машины Шона и
стою, открыв рот. Джунгли пропали, и передо мной семейное гнездышко с рождественской
открытки. Только побольше и без гирлянды над входом.
Ах да, и еще поджидающий на крылечке Ашер как-то не в тему. Глядя на этого чужого
мужчину, который кроме презрения ныне ничего не вызывает, я не могу понять, как
согласилась выйти за него замуж… Думаю, ему не менее неловко от наших встреч, но Картер
— мстительная зараза, которая теперь будет сталкивать нас раз за разом.
— Привет, Ашер, — сухо говорю я.
— Привет. Как медовый месяц?
— Чудесно. Как и любой медовый месяц. — Кроме нашего, во время которого ты, козел,
огибал Большой Барьерный Риф в компании грудастых красоток. Ну, в смысле, я так думаю…
ну а что делать месяц на яхте посреди океана в одиночестве? — Есть что посмотреть?
Серьезно, я бы лучше на дом посмотрела, чем на тебя любовалась…
— Да, конечно. — И церемонно распахивает дверь.
Мне даже внутрь входить не нужно, что обалдело заморгать. Дом, бывший ранее пыльный
склепом, больше с ним не ассоциируется вовсе. Как я понимаю, к работам над домом
приобщили Селию Штофф, которая поразмышлять над Сиднейской достопримечательностью
была только рада, и в результате передо мной отреставрированный узорчатый паркет,
Читать дальше