Михаил Смиртюков - Государство — это он

Кузьмин почувствовал, что что-то готовится, именно он занимался организацией попыток

спасти Хрущева, обзванивал секретарей обкомов и верных членов ЦК. Когда стало ясно, что

большинство против Хрущева, сторонники Никиты попытались хоть как-то смягчить удар.

Кузьмин сам мне рассказывал, что тогда они подготовили какой-то свой вариант. Но он не

прошел.

А чем Хрущев занимался на пенсии?

Мы выделили ему дачу в Петрово-Дальнем, и, по-моему, он никуда с нее, кроме больницы, не выезжал. Товарищи рассказывали мне, что он ходил в поселок смотреть кино и в темноте

бросал комментарии к фильмам в своем стиле. Иногда издали кричал знакомым

аппаратчикам: "Ну как вам там руководится без меня?" Но, как мне говорили, никто не горел

желанием пообщаться с ним. После его смерти в 1971 году мы ту дачу разобрали.

"Косыгина сломил не Брежнев, его сломила болезнь"

"Всем коньякам он предпочитал дагестанский"

На протяжении многих лет вы были одним из ближайших сотрудников Алексея Николаевича

Косыгина. Во многих воспоминаниях его описывают человеком жестким, суровым, почти

нелюдимым. Это соответствует действительности?

Улыбался он действительно нечасто. Если был доволен, чуть сдвинет в улыбке уголок рта – и

все. А сколько раз он смеялся, я могу пересчитать по пальцам. Но не это в нем было главным.

Алексей Николаевич был профессионалом хозяйственником до мозга костей. А если

вспоминать о его личных качествах, без малейшего преувеличения можно сказать, что он

поражал окружающих своей скромностью и кристальной честностью. Причем в этом не было

никакой рисовки или показухи. Расскажу вам такую вещь. Мы с ним оба были заядлыми

рыбаками. И делились друг с другом профессиональными секретами: где лучше ловится, что

и на что. Как-то я заприметил, что маршалы Жуков и Малиновский повадились ловить рыбу с

Рублевской плотины. Интересно то, что они никогда не рыбачили там вместе. Жуков

подъезжает – Малиновский сворачивает удочки. И наоборот. Видимо, крепко не любили друг

друга. Так вот, попробовал поудить там и я. Судак, жерех клевали отлично. И от Москвы, и

от наших дач – рукой подать. Рассказываю об этом Косыгину. Через пару недель, в

воскресенье, рыбачу там, смотрю – со стороны Архангельского, где была дача Алексея

Николаевича, идет моторка. Причаливают, подходит он, здоровается. Потом выбрал место, закинул спиннинг и буквально сразу поймал крупного жереха. Один из его охранников,

стоявший внизу у плотины, рыбу с крючка снял и приносит ему. Он посмотрел на жереха, улыбнулся и давай прощаться. "А как же рыбалка?" – спрашиваю. "Так все, – говорит.– Моей

семье этой рыбины вполне достаточно".

Скромность объясняется происхождением? Он вам рассказывал о родителях, о своем

детстве?

Интересная штука! Мы с ним говорили почти ежедневно на протяжении почти двух десятков

лет, а такая тема в наших беседах не возникала ни разу. О его детстве я знал только то, что

было написано в официальных документах: что родился он в 1904 году в Петербурге в

рабочей семье, что в 15 лет вступил добровольцем в Красную армию. А вот о том, что было

дальше, он рассказывал часто. Говорил о том, как работал после окончания кооперативного

техникума в Сибири. Об учебе в текстильном институте, о работе на ткацко-прядильной

фабрике, где он вырос от мастера до директора. Собственно, там, на этой фабрике в

Ленинграде, мы с ним и познакомились.

Когда это произошло?

В 1937 году меня назначили начальником сектора легкой, пищевой и местной

промышленности Экономсовета Совнаркома СССР. И 19 февраля 1938 года меня

командировали в Ленинград на слет передовиков хлопчатобумажной промышленности.

Приехал я туда утром, а слет начинался в четыре часа дня. Поэтому я попросил встречавшего

представителя Ленсовета отвезти меня на текстильную фабрику. Приехали мы на фабрику, где директором был Косыгин. Встретил меня высокий, стройный человек в прекрасно

сшитом сером костюме. Это сразу бросилось в глаза, поскольку большинство руководителей

ходили в полувоенных френчах, подражая Сталину. И мы часа три ходили по фабрике. Меня

поразил и порядок в цехах, и то, с каким уважением говорили с ним работницы. Чисто, аккуратно и опрятно было и в заводском общежитии, где Косыгин предложил мне