Сергей Лукьяненко - ea94c9fe1ed34b2886490d583402e025

худощавый входит в палату. На нем зеленый халат, маска и

голубые перчатки, какие носят все в предоперационной, но

из-под шапочки выбиваются волнистые каштановые волосы.

Наши взгляды встречаются, и я от удивления отпускаю

поручни.

— Ты что здесь делаешь? — спрашиваю шепотом,

глядя, как Уилл садится на стул и отъезжает на безопасное

расстояние.

— Это же твоя первая операция без Эбби. — объясняет

он, и я вижу в его голубых глазах какое-то новое, не совсем

понятное выражение. Не насмешка, не ирония, а что-то

другое, искреннее и откровенное, почти серьезное.

Сглатываю через силу, стараясь сдержать нахлынувшие

эмоции, слезы туманят глаза.

— Как ты узнал?

— Просмотрел все твои видео. — Я вижу, как

разбегаются лучики в уголках глаз, и понимаю, что он

улыбается. — Я, можно сказать, твой фанат.

Неужели все? Даже то. неловкое, где мне двенадцать лег?

143

— Я, может, немного напутаю. — Уилл откашливается,

достает из кармана листок и начинает негромко петь:

— Я люблю тебя...

— Уходи. Как глупо... — бормочу я, вытирая ладонью

слезы и качая головой.

— ...очень и еще чуть-чуть .

Песенка Эбби. Он поет песенку, которую пела Эбби.

Слезы бегут по щекам быстрее и быстрее, и я уже не успеваю

их стирать, а только смотрю в его голубые глаза, взгляд

которых сосредоточенно скользит по строчкам на мятом

листке.

Сердце вот-вот разорвется от наплыва самых разных

чувств.

— Бабушка когда-то пела нам эту песенку. Мне она не

нравилась, а Эбби ее любила.

Уилл смеется и качает головой:

— Пришлось полазить в Гугле. Такая древность.

Я смеюсь вместе с ним и киваю:

— Знаю. Что еще такое, эти...

— Бочка и кучка? — произносим мы в один голос и

смеемся. Наши глаза встречаются, и мое сердце танцует в

груди, а кардиомонитор пикает все быстрее и быстрее. Он

наклоняется вперед, совсем чуть-чуть, лишь едва нарушая

границу

опасной зоны, но вполне достаточно, чтобы боль

отступила и затаилась.

— Все будет хорошо, Стелла.

144

Голос у него глубокий и мягкий. И в этот миг я знаю,

хотя смешнее и быть не может, что если умру сейчас, то умру

влюбленной.

— Обещаешь? — спрашиваю я.

Он кивает и протягивает руку с выставленным

полусогнутым мизинцем. Я протягиваю свою, и мы даем

обещание на пальцах. Короткий контакт и при этом наше

первое настоящее соприкосновение. Причем я даже не

пугаюсь.

Я поворачиваю голову в сторону двери, из-за которой

доносятся приближающиеся шаги. Доктор Хамид входит

первой, вслед за ней медсестра.

— Ну что, приступим? — спрашивает она, показывая

два больших пальца.

Я бросаю взгляд туда, где только что сидел на стуле

Уилл, но его там уже нет.

Но кто-то есть за серой шторой. Он стоит, прижавшись

спиной к стене, и, поймав мой взгляд, приподнимает пальцем

маску и улыбается мне.

Я улыбаюсь в ответ и вдруг ловлю себя на том. что и

сама начинаю верить в то, что все будет так. как он и сказал.

Все будет хорошо.

Через несколько минут я лежу на операции ном столе в

сумрачной комнате, где слепяще яркий свет горит лишь

прямо над моей головой.

— Ну что ж, Стелла, ты знаешь, что делать, ~ произносит

голос, и рука в голубой перчатке держит надо мной маску.

145

Сердце нервно колотится, и я поворачиваю голову и

вижу темные глаза. Мои рот и нос накрывает маска. Когда я

очнусь, все будет кончено.

— Десять, — говорю я и, подняв взгляд над плечом

анестезиолога, вижу на стене что-то странно знакомое.

Рисунок Эбби. Тот, с легкими.

Как?..

Ответ я, конечно, уже знаю. Уилл. Это он пробрался в

операционную и прикрепил рисунок к стене. Из правого глаза

выкатывается слезинка. Одна-единственная. Но и считать я не

забываю.

— Девять... восемь... — Цветы плывут, голубое, розовое

и белое смешивается... краски вертятся, ворочаются,

сливаются... лепестки тянутся ко мне...

— Семь... шесть... пять... — Ночное небо внезапно

оживает, проплывает мимо цветов и окружает меня. Звезды

срываются, мигают и пляшут над головой так близко, что до

них можно дотронуться, стоит только протянуть руку.

Где-то вдалеке кто-то негромко напевает «очень и еще

чуть-чуть».

— Четыре... три...

С периферии зрения наплывает тьма, мир постепенно

меркнет. Я сосредоточиваюсь на одной, отдельной звездочке,

на одной точке света, которая разгорается, теплеет и