Unknown - converted_file_82a98b44

Он скосил глаза на столик возле кровати и увидел, что там есть и лёгкая закуска и стакан какого-то сока, но ещё часа два лежал не в силах пошевелиться. Потом медленно, очень медленно, он сел на кровати. Голова закружилась – сказывалось действие вколотого ему успокоительного отчётливо наркотических свойств. Попробовал поесть, но его сразу замутило. Тогда он стал есть, запивая каждый глоток. Кое-как поев, он опять откинулся на кровати и закрыл глаза.

Он не открыл их, даже когда раздался звук открываемой двери. И даже когда почувствовал на щеке лёгкое прикосновение пальцев. Он просто почувствовал её запах, но говорить с ней совсем не хотелось. Но она явно была настроена на разговор и стала ненавязчиво его “будить”. Поняв, что от неё не избавиться, он всё-таки открыл глаза.

- Моему котику сделали больно... – промурлыкала она.

Его чуть не вытошнило от этого “котика”, хотя не так давно это ему очень даже нравилось. Он уже хотел ответить ей, но она не стала дожидаться ответа, а продолжила:

- Андреев – плохой дядька. Злой и жестокий. Тупой солдафон! Как он может так поступать с людьми! Я его встретила сейчас в коридоре и всё ему сказала! Как он мог сделать больно моему милёночку?! Садист!

От такого неожиданного выпада в сторону того, кого Михаил начал считать чуть ли не кровным своим врагом, он решил не отвечать ей уже припасённым: “И ты тоже, со своей жалостью, пошла в жопу!” Вместо этого он улыбнулся и подумал: “А почему бы и нет?” Протянул руки, схватил её и потянул на себя. Она не сопротивлялась. Спросила только:

- А мы не пойдём разве на поверхность?

- Нет. – Ответил он ей. – Плохой дядька, тупой солдафон, садист, сделал так, что у меня сегодня ножка вава.

- Да как он мог?! Грубое животное! – Опять начала она, но он не дал ей договорить.

А часа через три ему было уже совершенно наплевать и на Андреева и на то, что в нём возникло вполне определённое подозрение, что Настя, как её звали, – это просто “пряник”, который ему суют под нос, всласть “отстегав” его “кнутом”. Слишком она молода для такой работы и тем более в таком месте. И стетоскоп? При всех-то датчиках, которыми его обвесили, способными считывать чуть ли не его мысли? И как она им пользовалась? Эротично, но никак не практично. Да и как-то она очень уж старается. И на поверхность его отпустили совершенно спокойно и даже не пробовали следить за ним. Хотя откуда ему знать, что не следили...

С этими мыслями он и заснул, прижимая к себе Настино, бесспорно обалденное тело.

Они вернулись в пещеру, и каждый из охотников потащил личную добычу в свой, строго определённый угол. Его угол оказался почти в самой глубине пещеры и это только понятно. Он – один из сильнейших в племени. А значит и место мог себе отбить подальше от входа. А значит и потеплее и побезопасней. И он даже сразу узнал, где его место. Но то, что он узнал сразу после этого, его совсем не вдохновило. К месту, как оказалось, прилагались сразу две самки. Не сказать, что увидев их, он пришёл в восторг. Также заросшие грубой шерстью, даже на грубых лицах, с отвисшими грудями и при этом ещё и жутко колченогие. Ну а про запах и речи не идёт. Но объяснить себе причину своего неприятия он уже не мог. Не имелось данных для сравнения. Он даже не знал, как называется их племя. Да и племени больше бы подошло слово “стадо”.

Самки заметили его приближение, и одна из них тут же стала в недвусмысленную позицию. Его передёрнуло. В пещере, плюс ко всему, ещё и царил тошнотворный запах коллективных выделений, что радости отнюдь не добавляло. Он прошёл мимо самки и сел рядом. Этого он тоже не хотел, но должен был находиться именно здесь. Это он точно знал...

Он поймал на себе заинтересованные взгляды своих “соседей” и знал, что их заинтересовало. Его поведение на данный момент неадекватно. Но побороть себя и исполнить “супружеский долг” он не мог.

Вторая самка тем временем, глядя на это дело, с каким-то особым энтузиазмом приняла такую же позицию, как и первая. Понятно. Значит, она менее “употребляемая”, что и вызвало её... радость? Но и к ней он не прикоснулся. Вокруг начинала образовываться аура нездорового любопытства.

Первая же тем временем удивлённо обернулась и, видя, что к ней не проявляют интереса, пророкотала:

- Усталость?

- Усталость. – Ответил он.

Атмосфера слегка разрядилась, а первая самка, забрав у него принесённую добычу, стала резать мясо обколотым камнем прямо на каменном же полу. Разрезала его на несколько кусков и один из них небрежно кинула второй. А сама вонзила зубы в другой и с урчанием принялась его пожирать, громко чавкая и обливаясь кровью. Он же сидел по-прежнему неподвижно. А самка, истолковав всё по-своему, отвлеклась от собственной трапезы и, взяв самый большой и сочный кусок, протянула ему. Он не двигался. Тогда она сама придвинулась к нему и стала с каким-то воркованием, которое должно было изображать не иначе, как нежность, тыкать этим куском ему в лицо. Ему же было просто противно...