Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

икоты старую заразу. Здесь – простор, хлам, оттенки…

Пару вечностей можно побродить, а там посмотрим.

Наверное, здесь можно было бродить три тыся-

чи вечностей – даже если бы я не возвращался время от

времени в отцовскую утробу. О себе напомнить. Довести

Крона до памятной изжоги, прислушаться к проклятиям

извне – ага, скверный характер, а ты представь, в кого я, папенька! – закрыть глаза и провалиться в извилистый

беспростветный лабиринт с непредсказуемыми изгиба-

ми, изменчивыми стенами, неразличимым верхом. Над

головой всегда колыхалась густая тьма, не желавшая

прорастать оттенками, а стены были разные на ощупь:

то жаркие, упругие, пульсирующе-живые, то каменные,

ползущие осыпью под пальцами, то будто кованые, с

острыми скобками. Повороты, закоулки, тупики; ровные

коридоры обманчиво уверенно уводят вдаль; пойдешь, а

коридор не кончается, и камни под ноги попадаются все

те же; так вот и идешь, пока не брякнешься носом в кам-

ни от усталости; поднимешься – а ты на том же месте, где

начинал путь. Частью коридоры были пустыми, частью в

них встречалось хламье, которым питается время: волосы

16

или нити, гнилые плоды, окаменевшие мертвые стволы,

камни из жилищ и жертвенников, тела животных, а когда

и только кости; миски, иглы, расщепленные инструменты,

украшения вроде бус; шкуры, кубки, изорванные, поеден-

ные насекомыми ткани… время хватало все подряд, охот-

но сваливало в кучи и хоронило внутри себя, и я бродил

по этому великому могильнику – ощупью и по запахам,

расквашивая нос, раздирая колени, разрезая ладони, пока

оттенки не договорились и не начали приходить чаще,

пока острый лист, торчащий из темноты, не стал ущерб-

ным острием копья, а мягкая, теплая масса не преврати-

лась в кучу перепревших фруктов.

Пока я не стал отличать и видеть – стены, стволы,

поломанные кресла, искалеченные очаги, оскалы черепов…

Вот ее я не мог увидеть – а может, не хотел, даже когда

навострился смотреть по-новому. А она уверяла, что не мо-

жет увидеть меня – Аид-невидимка!

Интересно, чего это она со мной разговаривает?

– А тебе кроме меня и слушать-то некого , – и этот

ее смешок, похожий на зарницу. Или не на зарницу, а мне

просто сравнивать не с чем. – Пока что .

– Пока – что?

– Пока что , – посмаковала каждый звук, раскатила

языком.

А сама мне еще говорила – попроси, мол, меня. Какой

захочешь – такой стану. Интересно, если ее попросить не

быть такой вредной – согласится?

– Что – старый гад еще кого-то проглотит?

Молчит, вредная. Наверное, к себе отправилась, на

небеса. Ось мира вращать.

Вечно она так – бросит слово или два, а они потом

в темноте вокруг летают, щекочут виски, тревожат. Вот

и сейчас – сквозь тьму проступают ворохи тканей, оттен-

ки, узоры – черное на черном, темно-красное на черном,

17

мрачно-желтое на сером… А вокруг – отзвуки. Тревожные.

Нехорошие.

« Пока что ».

В темноте и безвременье иногда были звуки.

Шелест крыльев – побольше и поменьше, – и чье-то

невнятное рычание, и хныканье, а как-то раз послышалось

что-то похожее на песенку. Знать бы, кто ходит по этим тем-

ницам, кроме меня и Ананки.

Время – ненасытная и неразборчивая тварь. Если уж

заглотнет – попробуй, отбери…

* * *

Вихрь налетел неожиданно – со спины. Ударил шер-

шаво и кожисто, не дав упасть до конца, надавил на грудь

когтистой лапой, дыхнул жаром и гнилостью из разверстой

пасти – и тьма была на его стороне, мельтешила в глазах, не

давала рассмотреть противника…

– Последыш… – гнусно прошипело в лицо. –

Узнаешь…

Узнавать не хотелось. Вскинулся, толкнул ногами на-

обум, крутнулся, плечо оцарапал о треклятый валун (вечно

под ногами мешается!), вскочил, стиснув кулаки, впился

глазами во тьму – где они там, оттенки?

Сгущаются оттенки. Рисуют угольно-серым силуэт вы-

сотой мне по грудь. Чешуя. Крылья. Огонечки глаз поблески-

вают – золотисто-желтые звезды, или звезды другого цвета?

Пасть – черно-красная – не закрывается, где ж тут

закрыться, когда столько зубов. Не зубов даже – толстых,

крепких игл.

Лапы – мощные, трехпалые, с кривыми когтями –

словно от другого зверя. Черно-серебристая шерсть ощети-

нилась вдоль холки, на границе с чешуей.

18

Шипастый хвост.

Перетекают с места на место оттенки, во тьме стара-