Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

стерит.– А что это ты просто сидишь, а, маленький Кронид?

Ну, точно делать ей больше нечего. А врет, мол, ось

эту самую вращаю…

– Еще могу стоять. Или лежать. Все равно ж ни зги не

видно.– Это ты здесь не видишь. Потому что и не стара-

ешься что-нибудь увидеть. Тьма полна оттенками точ-

но так же, как свет, невидимка, просто смотреть надо

пристальнее… тоньше. Не глазами – собой. В кажущемся

13

безмолвии можно различить звуки – только вслушиваться

нужно как следует. Не ушами – собой.

– Я не понимаю. Я не вижу.

– Ты упрямый, маленький Кронид. Ты справишься.

Тьма обиженно колыхнулась в такт голосу Судьбы.

Подзатыльник отвесила – или это все-таки Ананка развле-

кается? Тьма – липкая, жаркая – обволакивала и, кажется,

пыталась успокоить. А что? Она же мне – колыбель. Родные

друг другу, можно сказать.

Оттенки черного явились первыми.

Не просил и не искал, даже и вглядываться не ста-

рался, а они пришли: черно-угольный, по-ночному черный,

непроницаемо-черный, пыльно-черный, затягивающий

мрак, черное дерево, черный со слюдяным блеском, черный,

как то небо, которое я видел в снах.

Оттенки распирали тьму, толкались, лезли в глаза –

да успокойтесь вы! – уплотнялись, рисуя неясные, зыбкие

очертания. Очертания складывались несмело, менялись,

потом рисовали новые оттенки: черно-багровый, черно-се-

рый, черно-бурый, аспидно-синий…

Вблизи очертания обрели еще и ощущения.

Неровные, свинцово-черные нагромождения – по-

трескавшиеся от времени валуны, об один ушиб лодыжку,

крошатся под пальцами, карабкаться на них неудобно.

Жжено-серое с коричневым, шершавое, большое – древес-

ные стволы, лежат, рассыпавшись, набросаны в беспорядке,

приходится обходить. Жирно-черное, густо булькнуло под

ногой – лужа вонючей жижи.

Чем дольше я учился видеть заново, тем больше давило

ощущение бесконечности окружающего пространства, утроба

отца не казалась больше тесной клеткой – лабиринт, чертоги…

Беспредельная свалка.

– Ты внутри времени. Думаешь, оно поглотило толь-

ко тебя одного?

14

Вовремя это она… за плечами. Аж подскочил на ме-

сте, оступился на чем-то мягком, размазанном – и полетел

в интересно звякнувшую груду. Ругнулся словцом, каким

отец обычно поминал меня, вылезая из кучи когда-то

острых, а теперь затупленных штук. Прищурился – попы-

тался ловить оттенки…

Чернота бронзы – она снилась мне – и прозелень

времени. Я знаю, что вот это длинное, с острым, но выщер-

бленным наконечником – копье, а вот поломанные стрелы

лежат, затупленный нож, неудачно скованный меч…

– Как в него это все поместилось?!

– Твой отец – Повелитель Времени. Когда он поглотил

тебя, ты оказался в месте, куда уходит все, что попадает

между его жерновами .

Чьи-то кости осели под босыми ногами в пыль. Оно и

видно – попали между жерновами.

– Я, значит, сейчас не у Крона в утробе.

– Да – и нет, маленький Кронид .

– Бывает, чтобы – сразу и да, и нет?

Когда она так смеется – дует в макушку легким ветер-

ком превосходства – то хочется заехать ей в нос. Только где

он этот нос у Судьбы, кто его видел?!

– Только так и бывает, невидимка… Ты в его утробе.

Ты можешь разбежаться и удариться в ее стенки. Ты мо-

жешь сидеть в душном, узком мешке. И ты в бесконечном

лабиринте Времени. Ты можешь бродить здесь столетия.

Можешь открыть длину переходов, и ширину коридоров, и

тысячи вещей, которые пожрало время.

– От чего это зависит?

– От твоего желания .

Нынче ей было весело. Подпрыгивала, что ли, у меня

за спиной. Дразнилась частыми, мелкими смешками – ду-

мать мешала.

– А не все равно, чего я тут хочу? Меня съели.

15

– Ты – сын Крона и Реи. Ты – внук Урана и Геи. Ты –

правнук Хаоса. С твоими желаниями, невидимка, придется

считаться кому угодно.

– И тебе?

– А как ты думаешь?

И залилась во весь голос – аж камни недалекие гулом

откликнулись.

Хотеть чего-то – странно. Будто в чужую кожу влез.

Знаю – как не хотеть , это привычно, это я помню. Не хотел

быть здесь. Не хотел, чтобы звучал тот голос, который все

набивался со сказкой.

Хочу я вернуться, где был раньше? В отцовской утро-

бе можно хоть пару раз на стенки броситься – довести до