Братья косились с опаской. Зевс, кажется, все порывал-
ся спросить – мол, как же так, чтобы с тремя красавицами в
одной темнице – и… Посейдон его отговаривал и шептал что-
то о злобных порождениях Нюкты. Спаситель наш огорченно
вздыхал – да, испортили брата, но дело-то поправимое…
Во мне, как заноза, сидело выражение лица Крона –
тюремщика и отца, когда он понял, что мы свободны. Эхо
долгой войны билось в венах – глухим предчувствием.
Будет, будет, будет…
Она будет. И мы победим в ней, не будь я Аидом-
невидимкой, беседовавшим со своей Судьбой в заточении.
Может быть, я слышу ее еще и сейчас – как дальний и не-
верный отклик? Может быть, если вслушаться, я узнаю, чем
кончится наша война?
Не тот голос, не те слова, не тот шепот…
– Какой ты… смотришь – как затягиваешь… и волос
– как тьма Эреба… а какие руки, какие плечи…
69
От белых цветов и шума моря кружится голова – а может,
от ее шепота и поцелуев. Травянистое ложе слишком мягкое, я
не привык к этому, привык ощущать ребра скал под локтями…
– Скалы… скалы принимают ласки моря с тем же
достоинством, с каким ты – мои. Ты видел, с каким неистов-
ством море бьется о камни? Оно хочет высечь из них искры, вызвать из недр потаенное пламя. Я буду так же… о, ты
можешь зажечь желание одной холодностью своей, одним
взглядом! Иди ко мне. Будь со мной…
Будет. Будет. Будет. Нет, эхо стучит все медленнее,
звук растворяется в шепоте моря… ее шепоте? Они слива-
ются в одно, и запах ее кожи – схож с ароматом морского
нагретого песка, только вот белые цветы, запутавшиеся в
волосах, от них исходит волна одуряющего благоухания;
серебристые текучие пряди спутываются с моими – жест-
кими, черными. Море вздыхает и стонет в моих объятиях,
накрывая с головой, затапливая нежностью, непривычны-
ми прикосновениями, от которых не хочется избавляться…
– Так просто… ты – скалы… я – море… Не останавли-
вайся, только не останавливайся…
Тихое пение вдали, чей-то серебристый смех –
очень-очень далеко, на грани слышимости, плавное покачи-
вание на волнах наслаждения, ласка штиля и неистовство
прибоя, крики чаек смешиваются с женскими стонами.
– Какой ты… ах, какой ты…
Глаза у нее бирюзовые, и из них тоже смотрит море – в
глубине которого отражается солнце. Губы вспухли и стали
рубиновыми, венок из белых цветов растрепан и растерзан,
и теперь они большей частью остались у нее в волосах, ко-
торые обтекают ее плечи, словно вода, прикрывают следы
моих поцелуев на них…
– Ты молчишь даже в момент любовного пика, – она
неспешно распутывает пряди, хранящие отблески моря. –
Ты только смотришь, но в твоем взгляде больше крика.
70
– В любом взгляде больше крика. Нужно просто знать,
как смотреть.
Посейдон водит хороводы на морском берегу с на-
ядами и нереидами. Оттуда наконец долетают смех и бес-
прерывный визг – брат, видно, не стесняется. Зевс удалился
к роще в компании нимф. Те уже успели сложить песню, и
теперь воспевают его мечущие пламя взгляды. Гелиос гонит
свою колесницу к закату, огромное море неторопливо воро-
чается и вздыхает: «Хорошо…»
– Как твое имя?
– Левка.
Приятно смотреть на ее улыбку – припухшие корал-
лы губ открывают мелкий жемчуг.
– Я…
Быть Невидимкой не хотелось. У остальных – имена как
имена: Зевс, Посейдон, прозвища вот появляться начали…
А я – сатирам на смех. Назовешься – разъясняй по-
том, почему Невидимка.
Тихий серебристый смех, ладошка оглаживает лоб и щеки.
– Тебе не нужно называть себя. Я знаю, кто ты, это для
меня неважно. Важны твои плечи, глаза – какие у тебя гла-
за! – твои губы… Хочешь, я буду называть тебя «милый»?
Деметра или Гера сказали бы, что это слово подходит
мне меньше, чем Танату. Или с отцом бы сравнили?
Странное дело, здесь, на морском берегу, все осталь-
ное помнилось, но отдалялось по времени и умалялось по
важности. И гримасы Геры становились забавными – где
теперь та Гера? И гневные взвизги Деметры почти не вспо-
минались, а война – что война?
Война будет. Будет.
Ну и пусть себе будет.
– Называй, как тебе захочется.
Удивительно было смотреть в ее глаза: словно вхо-
дишь в неглубокую лагуну, насквозь пронизанную светом.
71
Слова привычно отбрасывались, опадали ненужной шелу-
хой, оставались ее глаза, мои глаза – и обнаженные смыслы
Читать дальше