Елена Кисель - Аид. Любимец судьбы

И сжал губы – затвердел подбородок, превращая

лицо в маску величия и твердости. И за юношей с волосами, 55

переплетенными светом, встал призрак предназначения и

пророчества – тверже гор и сильнее Урана-Неба, кажется,

он действительно собрался воевать с Кроном…

– А пока вам нужно омыться и подкрепиться, – спо-

хватился он. – Одежды мы с Метидой раздобыли заранее.

Ты знаешь вкус нектара?

Я покачал головой. Только что понял: чтобы проде-

лать все нехитрые процедуры, вроде подкрепления, нужно

выйти из тени. Ведь когда-то же все равно из нее выходить

придется.

Сделал шаг.

И Зевс сделал шаг. Назад. Глядя в мое лицо, которое

он наконец смог рассмотреть.

С непонятным выражением, будто смотрел на что-то

знакомое и неприятное.

– Долго пробыл там? – повторил он мои слова, а эхо в

ушах раскатило: «Ты – старший? Старший?»

– Дольше других, – проскрипел я, заслоняя лицо от

дневного света.

– Привыкнешь, – повторил он еще раз, подставляя

плечо – нужно мол, – опирайся.

Я не стал. И, кажется, я его тогда не поблагодарил,

потому что в голове шумели горные обвалы, а плечи подги-

бались от тяжести нового мира, он рушился со всех сторон, каждой краской, звуком, запахом, бликом, движением.

И, кажется, он ошибся и я не смог привыкнуть.

Может быть, тогда, когда мы покидали открытую трапез-

ную отцовского дворца – мне нужно было спросить Зевса,

сколько я просидел в животе у отца?

Но говорить казалось свыше любых мучений.

Плетясь за остальными, я окинул прищуром окрест-

ности – но ни Таната, ни Гелло нигде не было. Словно их не

было вообще.

«Позже», – сказал я себе.

56

Теперь оно у меня было – «раньше» и «позже».

Появилось время, которое шло как следует, которое можно

было считать и тратить.

Ну, я и тратил. Пару лун провел в самом темном углу

покоев, какой только нашел: учился дышать и привыкал к

шуму. Потом начал высовывать нос на воздух – по ночам,

только по ночам.

Нектар и амброзию я впервые так и вкусил: в углу. Их

принесла сострадательная Гестия: все уверяла, что я даже в

темноте выгляжу невозможно худым.

– Что такое? – расстроилась она, глядя, как я кашляю.

– Невкусно? Мне так нравится… похоже на солнечный свет,

только жидкий, правда?

– Ага, – подтвердил я, захлебываясь в очередном при-

ступе. Кашлял до тех пор, пока не понял, что нектар может

быть любым, каким ты захочешь. Пожелаешь – и он вольет-

ся в кровь жидкой темнотой, возвращая силы.

Вливался. Возвращал.

Братья забегали изредка: Зевс приносил солнце в

волосах, Посейдон раскалял комнату добела раскатами хох-

ота. От них я узнал, что мы сейчас – во дворце отца, на горе

Олимп. Где сейчас сам отец – неизвестно, но молва о том,

что он был побежден своим сыном, раскатилась по округе,

и теперь вот во дворец стремятся послы от разных народов, племен, а иногда и богов: выяснить, что собираются делать

победители.

Кажется, в этих словах Зевса крылся какой-то вопрос,

но я на него не ответил – из угла.

Бродил по коридорам – распугивая посланцев, мрач-

ной тенью, в хитоне из небеленого сукна и черном гиматии6, обнимавшем за плечи, словно привычная темнота. Выходил

6 Гиматий – плащ из плотной ткани, как мужская, так и

женская верхняя одежда. Носился поверх хитона.

57

на задний двор по ночам, когда острие солнца не убивало

глаза, ловил ветер и смотрел на звезды.

Ничего такие, красивые. Почти как в снах.

Первое время на меня набрасывались. Подкарауливали

за углами. Куда бы ни пошел, преследовал шепот: «Старший

Кронид» – и через вскоре за мной уже следовала толпа

сатиров, нимф, цокотали копытами какие-то кентавры…

Закидывали глупыми вопросами. Красотки строили не-

понятные гримасы и зазывающе куда-то подмигивали.

Окружали, душили запахом своих тел, глушили голосами

– я раскидывал всех по сторонам, не различая мужчин и

женщин, уползал в свой угол и сидел там – не являясь на

пиры или трапезы, не являясь вообще никуда, желая только, чтобы от меня отстали. Отвечал односложно или не отвечал

вовсе. Не участвовал в соревнованиях по борьбе, стрельбе

из лука, не дрался на мечах…

Впрочем, нет, было раз.

Двое перепивших кентавров перегородили мне ночью

дорогу в коридоре и предложили присоединиться. У одного

рыдала перекинутая через спину нимфа в разодранных оде-

ждах – умоляла о помощи. Вернее, она молила: «Господин,