Джон Ирвинг - Дорога тайн

Вчетвером они влезли в «фольксваген-жук» Пепе; Пепе отвез детей свалки на Синко-Сеньорес, а потом Риверу – в хижину в Герреро. ( El jefe хотел вздремнуть, пока еще действует местная анестезия.)

В машине Пепе сказал детям свалки, что они могут вернуться в приют «Потерянные дети».

– Ваша бывшая комната ждет вас в любое время, – добавил Пепе.

Но сестра Глория отнесла в рождественский магазин подаренную Хуану Диего секс-куклу Гваделупской Девы в натуральную величину. «Дом потерянных детей» уже никогда не будет прежним, подумал Хуан Диего. И если ты оставил приют, то зачем возвращаться? Если ты уходишь, то уходи, подумал Хуан Диего, надо идти вперед, а не возвращаться.

Когда они подъехали к цирку, Ривера расплакался; дети свалки знали, что местная анестезия не прошла, тем не менее хозяин свалки был слишком расстроен и не мог вымолвить ни слова.

– Мы знаем, что ты будешь рад нашему возвращению в Герреро, jefe , – сказала Лупе. – Передай Ривере, мы знаем, что его хижина – эта наша хижина, если нам когда-нибудь понадобится вернуться домой, – сказала Лупе Хуану Диего. – Скажи, что мы тоже скучаем по нему.

Пока Хуан Диего все это говорил, Ривера на пассажирском сиденье продолжал плакать – его широкие плечи вздрагивали.

Просто удивительно, что, когда тебе тринадцать или четырнадцать лет, ты можешь принимать чью-то любовь как должное и при этом (даже когда в тебе нуждаются) чувствовать себя совершенно одиноким. В «Circo de La Maravilla» дети не были брошены, но они перестали доверять друг другу и больше не доверяли никому.

– Удачи тебе в работе над тем, что ты делаешь, – сказал Хуан Диего Ривере, когда хозяин свалки покидал Синко-Сеньорес, чтобы вернуться в Герреро.

– Дело мудреное, – повторила Лупе, словно разговаривая сама с собой.

(После того как «фольксваген-жук» Пепе уехал, ее мог слышать только Хуан Диего, но он не слушал.) Хуан Диего думал о своем собственном мудреном деле. Если уж говорить о смелости Хуана Диего, то проверить это можно было только в главном шатре «Небесной прогулкой» на высоте восьмидесяти футов без сетки. По крайней мере, так сказала Долорес, и Хуан Диего ей поверил. Соледад тренировала его, обучала в палатке для молодых акробаток, но Долорес сказала, что это ничего не значит.

Хуан Диего вспомнил, что ему снилась прогулка по небу – еще до того, как он узнал, что это такое на самом деле, когда они с Лупе еще жили в лачуге Риверы в Герреро. И когда Хуан Диего спросил сестру, что она думает о его сне, в котором он ходит вверх ногами по небесам, она, как всегда, приняла таинственный вид. Все, что он сказал сестре о сне, было: «В жизни иногда наступает момент, когда нужно отпустить то, за что держишься обеими руками».

– Это сон о будущем, – сказала Лупе. – Это сон о смерти, – так она выразилась.

Долорес описала ему решающий момент, когда нужно отпустить руки – обе руки.

– Я никогда не знаю, в чьих руках нахожусь в этот момент, – сказала Долорес. – Может, у этих чудесных Дев волшебные руки? Может быть, в этот момент я в их руках. Не думаю, что тебе стоит об этом думать. Нужно сосредоточиться лишь на своих ногах – на каждом своем шаге. В жизни каждого, я думаю, всегда наступает момент, когда ты должен решить, где твое место. В этот момент ничьи руки тебя не держат. В этот момент все ходят по небу. Может быть, все великие решения принимаются без сетки, – сказала Хуану Диего Долорес, сама Дива цирка. – В жизни каждого наступает момент, когда ты должен больше ни за что не держаться.

На следующее утро после поездки «Circo de La Maravilla» спал допоздна – во всяком случае, «допоздна» для цирка. Хуан Диего рассчитывал встать пораньше, но встать раньше собак проблематично. Хуан Диего попытался выскользнуть из собачьей палатки, не вызвав подозрений; естественно, любая собака, которая не спала, захотела бы выскочить с ним.

Хуан Диего встал так рано, что его услышала только Пастора; она уже проснулась и расхаживала туда-сюда. Конечно, овчарка не понимала, почему Хуан Диего не взял ее с собой, когда выходил из палатки. Вероятно, это Пастора и разбудила Лупе, после того как Хуан Диего ушел.

На аллее с палатками труппы никого не было. Хуан Диего высматривал Долорес; она вставала рано ради пробежек. В последнее время, похоже, она бегала слишком много или слишком интенсивно; иногда по утрам ее тошнило. Хотя ему нравились длинные ноги Долорес, Хуан Диего не одобрял ее безумного бега. Какому хромому мальчику нравится бег? И даже если ты любишь бегать, зачем бежать, пока тебя не стошнит?