Ахто Леви - Улыбка Фортуны

— Сходи-ка ты к Слотскому, отличный, говорят, мужик. Ты у него еще не был?

Оказалось, что Слотский — заместитель председателя горисполкома.

Так Серый оказался в приемной Слотского.

Секретарша там молоденькая сидела — тонкая штучка! И что было самое удивительное — народу никого не было. Серый подумал, что раз об этом Слотском известно, что он человек, народу у него должно быть — толпа. А тут он один. Посмотрев же на кожаную дверь кабинета, где на дощечке написано, когда приемные дни, он сообразил, что сегодня не приемный день. Оттого, наверное, и народу не было.

Секретарша оторвалась от машинки, и Серый ей скромно доложил о своем присутствии. Секретарша была вся чистенькая и аккуратненькая. Рядом с ней он прямо-таки паршиво смотрелся — помятая, затасканная личность. Секретарша, нахмурив брови, с минуточку на него смотрела, будто решая, как ей быть, затем исчезла за кожаной дверью. И вскоре Серого приняли.

Кабинет — что надо! Мебель мировая, телевизор. За большущим столом сидел этот Слотский — важная шишка, седенький, в очках, с приличным румпелем вместо носа, беломорину сосет. Как и все предыдущие начальники, спросил Серого скрипучим голосом:

— С чем пожаловали?

«Ну, — подумал он,— начинается снова». Однако рассказал все подробно, торопясь, боясь, как бы не прервали.

— На вокзале спишь,— удивился Слотский,— а-яй, нехорошо.

Конечно, нехорошо, это точно. Изобразил Серый на роже такую

грустную мину — лошадь бы расплакалась, и покорно уставился на Слотского. До чего же иногда все бывает просто. Вот так: Слотский протянул руку и поднял телефонную трубку: «Алло! — говорил он.— Это кто? Марта Алексеевна? Вы знаете, такой случай — человек на вокзале ночует...» И пошло дело. Переговорил он с Мартой Алексеевной, чтобы приняла она Серого и помогла. А Серому сказал:

— Идите в гостиницу, к директору, к Марте Алексеевне. Расскажите ей все и смотрите на нее так же жалобно, как на меня. На женщин это действует безотказно. Желаю удачи!

Серый одним духом — в гостиницу, в кабинет Марты Алексеевны. Это уже, конечно, маленький кабинетик, и Марта Алексеевна тоже маленький начальник. Но ничего, симпатичная. Немолодая уже, но и не старая. Сидит за своим маленьким столом, смотрит строго. Совсем как народный судья. Указала на стул: «Садитесь, рассказывайте!» И опять рассказал Серый Волк свою историю, спокойно, не спеша, потому что видел — Марта Алексеевна слушает внимательно, не собирается прерывать. До чего же хорошо, когда тебя так вот спокойно слушают: говоришь и знаешь — каждое слово попадает в точку.

Когда закончил, она его насчет здоровья спросила. Нет, не поймаешь, он уже опытный был. И сказал: бык, мол, не может с ним равняться в этой части. Тогда она подняла телефонную трубку и сказала какой-то Лизе, чтобы зашла к ней в кабинет.

— Устройте товарища в таком-то номере и примите на работу, — сказала она Лизе. — Будете уголь в кочегарку грузить, — это Серому, — оформим вас разнорабочим на тридцать шесть рублей в месяц. Жить первое время будете у нас бесплатно, потом подыщем вам жилье. Устроит вас это?

Еще спрашивает!

Поселили Серого в номере на четыре места. Чистые простыни, две подушки, такие, что утонуть в них можно, и вообще чистота. Соседями Серого по номеру оказались командированные шоферы или трактористы.

Гостиница эта стала его первым законным домом и местом работы. Носила она душевное такое имя — «Дружба». Его прописали, пока временно, сюда же, в «Дружбу». Аванс выдали — пятнадцать рублей. Началась трудовая жизнь. Утром рано, в шесть часов, он вставал, одевался и шел во двор гостиницы. Тут гора черного угля и желоб, ведущий в подвал. Все просто: берешь совковую лопату и бросаешь уголь в желоб. Умственного напряжения никакого. Физическое зато большое. Часа три вкалываешь — гуляй до вечера. А вечером другая работа.

Марта Алексеевна попросила, чтобы Серый по вечерам помогал швейцару — дяде Левону, поскольку тот уже немолодой и справляться ему с некоторыми антиобщественными «пережитками» не под силу. Серый, конечно, согласился. Марта Алексеевна проинструктировала его, как именно нужно бороться с этими «пережитками», появлявшимися из ресторана, расположенного на территории гостиницы «Дружба». По ее инструктажу все должно проходить следующим образом.

Появляется в вестибюле «пережиток». Дядя Левон его подвергает идейной обработке, нажимает на струнки его совести. Если это результата не дает, наступает очередь Серого, который «пережитка» культурно вышибает (некультурно было запрещено инструкцией). А значит это вот что: берешь клиента за руку и, словно больного, выводишь на улицу; здесь вежливо просишь его пойти домой, объясняешь, где расположены остановки автобусов, стоянки такси, посты милиции, еще говоришь ему о гражданском долге, конечно, о совести, о жене и детях.