Ахто Леви - Улыбка Фортуны

И Маня горделиво хлопнула ладонью по ляжке в каком-то подозрительном чулке из одних дыр, похожем на рыболовную сеть. Серый, конечно, смекнул, что Маня имела в виду именно эту «сетку». А Рыжий серьезно поинтересовался:

— Сколько же ты отвалила за эти дыры?

И узнали они, что приличному фраеру, чтобы преподнести такие своей крале, нужно три-четыре дня по меньшей мере вкалывать. Что и говорить, незавидная доля фраерская при теперешних модах. Серый чуть не фыркнул, вспомнив о своих недавних мечтаниях об этой красавице с дыркастым реквизитом.

Тут Рыжий представил его Мане, и он ощутил вялое рукопожатие, какие терпеть не мог: дают тебе руку, как тряпку, и не знаешь, как быть: то ли держать, то ли пожать, то ли бросить... Затем Маня поинтересовалась делами Рыжего, давая последнему очередную возможность пожаловаться на трудное время.

— Да ничего, жить можно,— затараторила она.— Тоже, конечно, приемчики менять приходится иногда, но жить вполне можно... Это я просто отдохнуть тут уселась у гостиницы, а работы здесь нету. Я в основном на почте больше бываю или в ресторанах... А вы что же, мальчики, кислые такие? На мели, что ли?

Маня вопросительно уставилась на Рыжего.

— Если у тебя туго,— сказала она Рыжему,— могу занять немного до лучших времен. Я тебя знаю, долго без дела сидеть не станешь.

— А без дела никто из нашего брата никогда еще не сидел,— решил и Серый подать голос.

Но его голос не был услышан. Ему стало неловко. Извинившись, он сказал, что пора открывать будку, и ушел.

Когда Рыжий на следующий день чистил у него ботинки, он охотно рассказал о Мане. Оказывается, Маня... (ну, об этом он уже догадался) создана природой для ублаготворения обездоленных любовью не столь из себя видных, сколь солидных мужчин. Выполняла она эту миссию со всем пылом любвеобильного сердца. Ей были известны скверики почти всех крупных городов страны, потому что по стилю своей работы была она с ними тесно связана: рассядется в каком-нибудь из них, вытянет длинные ноги и ждет. Тем, кто, польстившись на манькины прелести, садится рядом, она по ходу дела представляется Марикой, а некоторым даже Марией Федоровной.

Еще кормилась она сочинительством: сочинит какому-нибудь видному человеку — инженеру, артисту, врачу — письмо, из которого явствует, что она — женщина необыкновенной красоты, с трагической судьбой и бездной талантов,— за ним давно наблюдавшая, пришла к катастрофическому выводу, что влюблена в него окончательно и бесповоротно, вплоть до верхнего этажа высотного дома в Москве, куда она поедет, чтобы броситься вниз, если он не захочет с ней встретиться.

Инженеры и врачи на эти фокусы не клевали, особенно врачи... Что же касается артистов или, скажем, писателей, тут у Мани клёв был и кто-нибудь оставался если не с подмоченной репутацией — с пустым кошельком: шантажировать Маня умеет.

Познакомился Рыжий с Маней когда-то давно в тюрьме, где она с непередаваемой страстью пела назло надзирателям, пытающимся остановить «это безобразие», блатные песни на манер цыганских романсов. Вспоминая об этом, Рыжий не удержался и, подражая Мане, сам хрипло запел без мотива «Тюрьма-а, тюрьма-а-а...»

Серый недолго поработал в будке чистильщика. Почистив залатанную обувь одного общительного товарища, как выяснилось, работавшего в бане, Серый скоро и сам перебрался туда, ночевал в раздевалке, а на жизнь зарабатывал чем попало. Незаметно подкралась зима, уже было холодно, и огородные дела кончились. Существовал он за счет пивохлебов. Одевшись в белый халат, как и другие банщики, он ходил по раздевалке и орал: «Кому пиво!» Получив от любителей пива деньги, топал в буфет. На «чай» давали законно, а иному пивохлебу было приятно, когда он вместе с ним пил его пиво и ел его бутерброды.

Но больше всего он зарабатывал за счет тех, кто сам не в состоянии намылить собственную шею. Такса установлена круглая: рубль шея. Мылить-то мылил, но понять этих людей не мог. Как объяснишь, что нормальный здоровый человек идет в баню и лежит на лавке, как боров, а ты его моешь, мнешь ему животину, шлепаешь мыльной рукой по заду, трешь щеткой, словно цыган лошадь? И оказывается, работая банщиком, будешь сыт. А если бы он еще старался, как Васька Холуй (кличку банщики дали), так зарабатывал бы не только на хлеб с маслом, но на такое у него таланта не было. Холуй выучил не только анатомию человеческого тела, он еще в психологии кое-что соображал. Этот невзрачный рахитик с кривыми ногами и хитрыми глазами освоил нравы своих постоянных клиентов и успешно им угождал: хихикал, хрюкал, подушки надувные под головы совал, подбородочки щекотал, вином потчевал, наливал им прямо в ротики, которые они для этой цели, словно птенчики в ожидании червячка, послушно разевали, готовые принять глоточек из бутылочки Холуя.