Свен Хассель: Блицфриз

Русский лейтенант лежит вверх лицом в траве, держа во рту кончик кукурузного листа. Довольно посмеивается. Его летний китель расстегнут. По желтой звезде на его буденовке деловито ползет божья коровка. Он закрывает глаза. И не сознает, что находится в опасности, пока на него не падает тень Легионера. Тут ему приходит конец. Из перерезанного горла раздается жуткое бульканье. Легионер небрежно вытирает мавританский нож о мундир лейтенанта. Мы пробегаем мимо с панцерфаустами[8] на плечах. От бивуака русских танкистов доносится запах кофе.

— Святой Моисей! — шепчет, широко раскрыв глаза, Порта. — Кофе! Настоящий кофе! У этих коммунистов есть все! Мне начинает нравиться их лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»

Порта очень любит кофе. Не знает ничего лучшего. Не раз рисковал жизнью ради кофейных бобов. Старик говорит, что Порта продал бы всю роту за фунт кофе. И, возможно, он недалек от истины. Порта помешан на этом напитке. Малыш, небрежно держащий под мышкой тяжелый панцерфауст, идет намного впереди. Неожиданно он ложится среди кукурузы и жестом подзывает нас. Мы бесшумно подползаем к нему. Он молча указывает пальцем. Один из русских танкистов сидит у небольшого костра, на котором исходит паром большая кастрюля. Порта блаженно вдыхает сильный аромат кофе.

— Черт возьми! — испуганно бормочет Юлиус Хайде. — Четыре танка.

— Пять, — поправляет его Порта. — За стогом сена стоит командирский КВ-1.

— Ну, охламоны, — восторженно говорит Малыш. — Мы уничтожим их одним мощным ударом. — Поглаживает магнитную гранату и вставляет ее в панцерфауст. — Эта штука оторвет им яйца, они уже не смогут трахать своих баб. Гнусные изменники, сомневающиеся в окончательной победе! Если б Сталин в Кремле знал, что мы тут готовим, то наградил бы нас орденами!

— Имей в виду, носить советские награды запрещено, — холодно напоминает ему Хайде.

— У меня пока что их нет, так в чем проблема? — сухо отвечает Малыш и поднимает к плечу панцерфауст.

— Кончай, — раздраженно шепчет Старик. — Опусти эту трубу! Без моего приказа никому не стрелять!

От бивуака танкистов доносится веселый смех мужчин и женщин.

— Как думаете, они сознают, что идет война? — спрашивает удивленный Порта. — Ведут себя так, словно собираются в турецкий бордель. У них будет сердечный приступ, когда мы откроем огонь.

В общий шум резко врезается женский голос. Грубый, гортанный, командный.

— Это женщина-капитан, — говорит Барселона, вытаскивая из кармана удавку. — Она моя. Я трахну ее перед тем, как задушить.

— Нет, моя, — рычит Малыш. — Эта сука-капитан узнает, каких гостей принимает сейчас ее страна.

— Да тихо вы, — недовольно шепчет Старик. — Давайте подползем поближе. От танков мы пока далеко. Нужно разом взорвать все пять! Барселона, прикрывай пулеметом предполье. Коси всех! Никто не должен достигнуть моста. Если его взорвут, нас ждет трибунал. От этого моста все зависит. Под ним не меньше тонны взрывчатки.

— Какой чудесный грохот она бы издала! — мечтает вслух Малыш. Он любит все шумное и громкое. — Тонна взрывчатки! Черт возьми! Взрыв был бы слышен в Гренландии. Вши на животе эскимосской шлюхи заплясали бы канкан!

Вскоре русских танкистов созывают и дают по кружке кофе.

— Уже хотя бы для захвата кофе нужно погасить их свечи, — нервозно шепчет Порта. — Надеюсь, они не выпьют весь.

— Нет, они не будут настолько сволочными, — утешает его Малыш. — Оставят нам капельку. Интересно, где они им разжились?

— Это гвардейцы, — объясняет вечно всезнающий Хайде. — У них особый паек.

— Откуда ты знаешь, черт возьми, что они гвардейцы? — раздраженно спрашивает Порта.

— Зеленые летние мундиры с серебряными погонами, — отвечает Хайде. — Странно, почему ты этого не знаешь. Не читал майские приказы, где сказано, что солдат должен знать мундиры противника?

— Приказами я обычно вытираю задницу, — язвительно отвечает Порта. — Они мягче, чем стержни кукурузных початков.

— Это вредительство! — угрюмо рычит Хайде.

— Вытирать задницу? — спрашивает Порта с презрительной усмешкой уличного мальчишки.

— Ты знаешь, что я имею в виду, обер-ефрейтор Порта. — Мой долг — доложить о тебе NSFO[9].

— Думаю, мой долг — продуть тебе уши, чтобы заставить работать мозг, — язвит Порта.

— Вперед, — приказывает Старик и начинает ползти. Русские сидят кружком, едят толстые ломти хлеба и запивают его ароматным кофе.

Свет меркнет. За рекой небо розово-красное. Один из русских принимается играть на балалайке. Остальные поют: