Свен Хассель - Блицфриз

— То есть не хочешь! Кстати, я кавалер ордена Красного Знамени.

— Думаешь, девушка уляжется в постель с мужчиной только потому, что он награжден орденом Красного Знамени? Где же ты заслужил его?

— В Суомиссалми.

— Это где? На востоке? Там все время воюют.

— Нет, в Финляндии. Там мы били финских капиталистов и империалистов.

— Ты имеешь в виду большое танковое сражение?

— Да. Они уничтожили целую дивизию. Но потом командующий фронтом бросил в бой весь корпус. Мы глубоко врезались в их фланги и получили шесть наград за храбрость.

— И ты был одним из награжденных? — Да!

Лейтенант пытается залезть ей под армейскую юбку цвета хаки.

Девушка сжимает ноги. Они катаются среди высоких кукурузных стеблей.

— Не надо, — хрипло шепчет девушка-сержант. — Говорю же, не могу. Я такой же солдат, как и ты. С этой грязной порочностью придется подождать до тех пор, пока мы не разобьем оккупантов.

— О, я прекрасно понимаю тебя, — злобно рычит лейтенант. — Черт! Как я понимаю тебя! Понимаю днем и ночью, каждый час, утром и вечером. Особенно вечером, когда сижу один в этом проклятом танке. Понимаю тебя так, как дьявол понимает Карла Маркса… .б твою мать!

— Тебе необходимо ругаться матом? — спокойно спрашивает девушка. Одергивает форменную юбку и передвигает ремень, на котором висит в кобуре наган[4], в более удобное положение. — Я солдат, — повторяет она. — Танкист, как и ты.

— Да, Елена Владимировна, ты радистка в танке.

Он хватает ее за шею и валит на спину среди золотистой кукурузы.

Девушка колотит ногами, отчаянно сопротивляясь. Юбка задирается, обнажая красивые ноги в чулках цвета хаки.

— Черт! Перестань! — злобно рычит она. — Я доложу замполиту.

— Думаешь, я боюсь этой свиньи? Если мы не разобьем немцев под Москвой, все замполиты будут раскачиваться на виселице. Они дрожат от страха, и не зря. Нам не разбить фашистов!

— Олег Григорьевич, ты в своем уме? Сомневаешься в победе? Если я доложу, ты поплатишься за это головой!

— Елена Владимировна, неужели нельзя быть со мной откровенной? Ты тоже сомневаешься в победе! Гитлеровские убийцы с июня гонят нас, будто цыплят. За несколько месяцев полегли тысячи людей. И еще невесть сколько находится за колючей проволокой в Германии. Неприступные укрепления моментально рухнули. Нам конец! Гитлер и его генералы будут в Кремле до Нового года. Где генерал Баграмян и его непобедимая гвардейская дивизия? Разбита, Лена. Наше дело пропащее.

Мы воюем три месяца, и гитлеровские танковые дивизии уже в трехстах километрах от Москвы. Если эта погода не изменится, а, похоже, что так и будет, фашисты будут в Кремле меньше чем через неделю. Слышала вчера радио противника? «Танки, вперед! Не останавливаться, пока гусеницы не залязгают по улицам Москвы. Конец международному коммунизму!» Не слышала этого, Елена? Эти немцы — сущие дьяволы. Их ни разу не победили. Нигде! Ты видела, как их танки крушат все на своем пути. На каждый их подбитый танк приходится сотня наших. Наша бригада несла большие потери, ее переформировывали уже пять раз. Думаешь, это может продолжаться и дальше? Я слышал сегодня утром, что Кремль готов к эвакуации. Сталин жертвует нами, чтобы спастись. Он не менее жесток, чем Гитлер. Еще вопрос, кто из них худший бич для русских. Ты знаешь этот приказ: «Тот, кто отступает, изменник и будет расстрелян!» Если мы сдадимся, наши семьи расстреляют.

— Я лучше погибну, чем сдамся, — хрипло шепчет Лена.

— Не будь так уверена. Смерть, кажется, не особенно страшной только издали. Но вблизи даже самые смелые теряют мужество и выбирают жизнь — если у них есть выбор. А кто сказал, что у нас он будет? Мы пока что не встречались с гитлеровскими эсэсовцами. Они в тысячу раз хуже, чем наши энкавэдэшники.

— Это невозможно, — испуганно шепчет девушка-сержант. — Никто не может быть более жестоким, чем люди Берии.

— Может, вот увидишь! Погоди, пока не встретишь немцев с мертвыми головами на фуражках. Они убивают для развлечения. Говорят, они каждое утро выпивают поллитра крови. Советской крови, Елена Владимировна.

— Еще говорят, что они едят маленьких детей, — испуганно бормочет девушка. — В одном только Берлине исчез миллион младенцев. Еврейских, — добавляет она, чуть помолчав.

— Нет, не еврейских, эсэсовцы определенно не стали бы их есть! — возражает лейтенант негодующе.

— Ты в самом деле думаешь, что мы проигрываем войну?

— Мы проиграли ее, Елена Владимировна. Господи, смилуйся над нами!