Свен Дельбланк - Пасторский сюртук. Гуннар Эммануэль

Сборник произведений Свена Дельбланка открывает новую серию издательского объединения «КАНОН-пресс-Ц» — «Кучково поле», которая называется «Шведская литературная коллекция».

Книги серии подготавливаются издательствами «КАНОН-пресс-Ц» и «Кучково поле» совместно со Шведским институтом (Стокгольм) и отделом культуры посольства Швеции в Российской Федерации.

Особую благодарность хотелось бы выразить персонально координатору проекта «Шведская литературная коллекция» Юлиане Яковлевне Яхниной, руководителю российских программ Шведского института Хелен Сигеланд и советнику по культуре посольства Швеции в Российской Федерации Юхану Эбергу.

Свен Дельбланк — шведский писатель, и шведские реалии безусловно присутствуют в зачине первого из двух предлагаемых читателю романов: ГУННАР ЭММАНУЭЛЬ. Однако сама эстетика обоих романов — общеевропейская эстетика наших дней. Автор, и это характерно для многих сегодняшних европейских сочинений, не изображает только лишь современность, тем охотнее перенося своего читателя в прошлое. В то прошлое, которое столь щедро и красочно уже представлено нам и историей, и последовавшей литературой. Ключевым моментом является игра со Временем.

Этому есть объяснение — современная европейская жизнь выровнялась, и стала несколько скучна своим однообразным благополучием. Люди одинаково одеты и одинаково погружены мыслью в газетно-телевизионный мир, а обстоятельств, которые могли бы выдвинуть на передний план сильные характеры и страсти, — таких обстоятельств нет.

Я бы еще уточнил, что дело не столько в усереднившейся европейской жизни, сколько еще и в том, что сама эта жизнь, помимо писателей, очень выпукло и зримо отражается телевидением и другими средствами массовой информации: весь мир перед глазами, все знакомо, все понятно, и писателю с его неторопливым пером уже как бы негде в наши дни развернуться. Другое дело — прошлое, с его интригами, страстями, кровью и мощью человеческих характеров!

Суть первого романа и состоит в уходе из этой однообразной нынешней действительности. Сначала любимая женщина героя исчезает, войдя в двери старенькой церкви. (Церковь как таинственная связь времен.) А затем и сам герой, тоскуя по любимой, начинает свои челночные исчезновения — туда-сюда в прошлое и обратно. В этих уходах и приходах — фабула.

И любопытно, что, словно бы предвидя гипотетического русского читателя и зная о наших сложностях и переменах, автор делает своеобразный реверанс в сторону России, столь отличающейся своей жизнью (пока что!) от жизни западной. «…Нравилось быть русским. Вроде снова оказываешься подростком. Чувствителен, буен, нежен и порой щедр до самоуничижения. Масса всяких настроений, бесконечно богатая духовная жизнь… или, по крайней мере, крепкая водка. Иногда дикое желание бунта…»

Последний уход героя в прошлое самый продолжительный и мощный по колориту. Герой попадает во Францию времен Людовика XV — из окон наблюдается казнь. Мучительный процесс четвертования возбуждает толпу, а из окон дворца за казнью наблюдают сильные мира сего, среди них и Казанова. Вид крови и рев толпы вызывают во дворце не страх перед мятежом и не сожаление, а… сексуальную массовую оргию.

Второй роман: ПАСТОРСКИЙ СЮРТУК — уже без всякой преамбулы и экзистенциальных пояснений переносит читателя в великолепное прошлое — во времена войн Германии с Пруссией. Исторически не все здесь строго и точно, потому что колорит окружающей жизни — скорее принадлежность времен Тридцатилетней войны и незабвенного Симплициссимуса. Но эти смещения эстетика современного романа допускает, так как сам роман не исторический, а притчевый. Тут важна игра. Тут важно погружение интеллекта в многообразие жизненных возможностей — читателя ждет удивительное чтение: взлеты и падения прихотливой судьбы двух героев.

Так появляются перед читателем неудачливый и спивающийся пастор Герман Андерц и его как бы слуга Длинный Ганс, а параллельное «сдвоенное» путешествие по жизни господина и его слуги — сюжет хорошо известный и разработанный. (В частности, тени Дон Кихота и верного Пансы витают над текстом.) Но притчевость романа и его современное легко-игровое (как принято говорить, постмодернистское) скольжение по Прошлому дают иные возможности — дают читателю задуматься о человеческой судьбе, применительно к любым временам и ко всякой эпохе. А это дает возможность лишний раз (который раз!) поставить перед читающим человеком вечные вопросы.