Свен Хассель - Блицфриз

Мы одурели от возбуждения, отрывисто дышим и жадно смотрим.

Порта подползает к Малышу.

— Пресвятая Богоматерь Казанская, — шепчет он с отдышкой, — вот это да! Мы воюем с красными, а на самом деле оказались не в той армии. Иван[5] понимает, что к чему. Берет с собой одетую в форму женщину прямо в гущу боя. Может нам, закаленным прусским ветеранам, махнуть рукой на полинявшего орла и последовать за коммунистической звездой? Эти люди сражаются за святое дело.

— Они святые? — разочарованно спрашивает Малыш. Его опыт общения со священниками в католической исправительной школе был далеко не из приятных.

— Какое там, — усмехается Порта. — Закоренелые грешники. Но сделаны из более крепкого материала, чем наши партийные бонзы, которые хотят служить Богу и дьяволу и пытаются скрыть связь с последним, как фарисеи в Библии. Я слышал, что у каждого сержанта-коммуниста есть пилотка[6], готовая ублажить его в любое время.

— Если это правда, — бормочет Малыш с жарким румянцем на щеках и сверкающими глазами, — то мы уже потеряли уйму времени в треклятой армии Гитлера.

— Позволим им кончить до того, как примемся за дело? — спрашивает шепотом Штеге.

Старик не отвечает, нервозно дергает себя за ухо и возится с пулеметом. Ему неинтересно, что происходит среди стеблей кукурузы перед нами.

Девушка встает и начинает приводить в порядок одежду. Надевает юбку. Теперь она вновь сержант гвардейской танковой бригады.

— Я должна идти, — улыбается она, обнажая белые зубы, — но после вечерней поверки приду к тебе.

— Нет, — отвечает лейтенант. — Ко мне ты уже не придешь.

— Черт возьми, должно быть, он предсказатель, — шепчет в изумлении Порта. — Может он знать, что мы здесь?

— Приду, — смеется девушка и идет к стоящим за кукурузным полем рядом с зарослями подсолнухов четырем русским танкам БТ-5. Будь они покрашены в желтый цвет, как наши, их было бы не видно.

В это время года Россия вся желтая. С концом сентября, кажется, даже лица людей приобретают легкий желтый оттенок. Теперь зеленые танки резко выделяются на желто-буром фоне.

— Им надо бы красить танки четыре раза в год, как делаем мы, — негромко говорит Порта. — Двух раз в боевых условиях недостаточно.

— По-хорошему, их нужно красить каждый месяц, — говорит Штеге. — Январский снег совершенно не похож на декабрьский, рассыпчатый ноябрьский невозможно сравнить со старым февральским, а в марте существуют пять оттенков белого. Так что сами видите, что даже зимой, когда все белое, красить танки имеет смысл всего один раз. С приходом весны оттенок зелени меняется чуть ли не каждую неделю. Какой смысл ездить в зеленом по-весеннему танке среди темной зелени в конце лета? Он бросается в глаза, как юная девушка среди толпы стариков. Нет, если б мы хорошо понимали, как нужно маскироваться, то жили бы дольше. Только посмотрите на наше обмундирование! Серо-зеленое! Где можно найти такой цвет? Только в дорожной пыли.

А русские продолжают носить зимнюю форму, когда уже давно наступила весна. Цвета обмундирования выбирают сидящие в кабинетах идиоты.

— А в прежние времена все носили красно-синюю форму, — говорит Малыш, покачивая головой.

— Это чтобы пугать противника, — объясняет Барселона. —Шеренги солдат с примкнутыми штыками, наступающих бок о бок в красных мундирах, достаточно, чтобы нагнать страху даже на самых смелых. Кажется, что на тебя катится волна крови.

— Если б у кого-то хватило дурости наступать таким образом, я бы сыграл на пулемете колыбельную песенку и уложил бы аккуратный ряд красных трупов, — язвительно усмехается Малыш.

— Олух, — презрительно фыркает Барселона, — тогда не существовало автоматического оружия, были только мушкеты, которые приходилось долго заряжать после каждого выстрела.

— Как, не было пулеметов? — удивленно спрашивает Малыш. — Странная, видимо, была война. Почти безопасная. И минометов не было?

— Нет! — снисходительно отвечает Барселона. — Ничего подобного не существовало.

— Ну, тогда, наверно, были зажигательные бомбы на тот случай, если придется туго?

— Бензина тогда еще не открыли.

— Тогда какого черта они не оставались дома? Какая это была война, даже если они носили красные мундиры? Скорее демонстрация, вроде той, что мы устроили до войны, когда хотели побольше денег и дрались с шупо[7], которые в тот день надели каски. Их было легко уложить, саданув по каске так, чтобы она налезла на уши.

У меня это получалось отлично. Это было не трудней, чем почесать задницу в пивной.