Юлия - Миядзава Кэндзи - Недетские сказки Японии

яснения она уже согласно кивала головой, как бы вторя моим речам.

- Это великолепная трактовка. Птицы действительно сначала

все были полностью белыми, что являлось причиной страшной

неразберихи. Очень часто бывало, что фазан или какая-нибудь горная

птица со спины окликнет другую: «Госпожа большая синица, добрый

день», на что эта птица, сделав нехорошее лицо, молча обернѐтся, и

окажется, что это чиж. Или, например, маленькая птица сидит на ветке, и вдруг ей кто-то издалека кричит: «Господин чиж, заходите в гости», а

оказывается, что это длиннохвостая овсянка. Тогда овсянка начинает

думать, что еѐ любят меньше, чем чижа, ведь звали в

гости не еѐ, разозлится и перелетит подальше. Всѐ это в

действительности приводило не только к тому, что больно ранило чьи-

то чувства, но и к тому, что в делах возникала страшная путаница и

даже суд строгого господина грифа Кордона не мог решить эти

проблемы.

- Да, похоже, вы совершенно правы. Действительно

неудобно. И что же случилось потом?

А-а, лист дерева на дубе сверкает и колышется. Но почему-то

только один лист. Почему он колышется? — так, думая совершенно о

другом, задал я вопрос сове.

Однако сова совсем не обиделась, а, наоборот, с радостью

продолжила разговор:

- И здесь все птицы, все без исключения, пришли к негласному

соглашению, которое они хоть и не произносили, но глубоко в сердце

все разделяли. Соглашение это касалось того, что надо что-то делать, надо, применяя смекалку, как-то изменить ситуацию. Иначе, если дело

так и дальше пойдѐт, цивилизация птиц остановится в своѐм развитии.

- Да, это так. Без перемен никак нельзя. У нас, у людей, тоже.

Разговор, правда, немножко о другом — касательно языков была такая

же проблема. Ну так что же было дальше?

9

Было решено срочно обратиться к коршуну, чтобы он открыл

свою покрасочную мастерскую.

Я подумал, что разговор привѐл нас, как я и предполагал, к

покрасочной мастерской коршуна, и невольно рассмеялся. Это

оказалось несколько неожиданным для совы, и тогда я, оправдываясь, поспешно добавил:

- Вот ведь как. Коршун открыл свою покрасочную мастерскую.

Наверное, у него были такие длинные руки, что ими было очень удобно

подхватывать окрашенный материал и складывать в чан.

- Вы совершенно правы, — ответила сова.

- Этот коршун был страшный ловкач. Без сомнения, он открыл

покрасочную мастерскую, предварительно просчитав всю выгоду от

неѐ. Действительно, у этого коршуна были длинные руки, и ему было

очень удобно помещать птиц в чан с краской.

- А-а, — вскрикнул я, — так окрашиваемым материалом было

само тело птицы! Какая, однако, это была опасная затея! — Я

невольно вскрикнул, но сразу осѐкся, потому что испугался, что это

опять обидит сову. Однако сова не обиделась, а даже, наоборот, с

удовольствием продолжила свой разговор.

В этот вечер в лесу ветра не было, тишина была как в омуте. На

восточном небосклоне уже висел золотой серп. Дуб железистый и

сосна стояли тихо, словно мѐртвые. А единственным неспящим

существом, внимательно слушавшим совиный рассказ, был я. Вся эта

обстановка приводила сову в необыкновенно хорошее настроение.

- Да, сложно передать словами, какова была радость птиц.

Особенно велика была радость воробьев, синиц, крапивниц, белоглазок, длиннохвостых овсянок и мухоловок — птиц, которых

постоянно все путали. Они кричали от радости, кружились, прыгали, взявшись за крылья, и скорее неслись в покрасочную мастерскую

коршуна.

«Интересные вещи она рассказывает», — подумал я.

-

Вот

ведь

как

это

было.

Да,

теперь

понятно.

Выходит, все птицы отправились на покраску?

- Да, все пошли. И орлы, и страусы, и даже большие птицы - все, не спеша, отправились к коршуну. Заказы у всех были разные. Одна

10

говорила: «Покрасьте меня как-нибудь, без особых прикрас», а

другая:

«А

меня

покрасьте

тщательно,

избегайте

дурных

тонов,

в

крайнем

случае

я

могу

допустить

мышиный цвет».

Коршун с самого начала работы был в необыкновенном

расположении духа, хватался за работу и красил всех направо и

налево. На крутом берегу реки из красной глины он вырыл круглую яму

и залил туда краску. Он брал птицу в клюв и, широко расставляя ноги, опускал еѐ в чан с краской.

Конечно же, самым сложным делом была покраска головы и