Лебон Г. - Психология толп

обаянием, какое-нибудь очень твердое убеждение. Но для того, чтобы игнорировать всякие препятствия и уметь хотеть, надо именно соединять в себе все эти условия. Толпа инстинктивно распознает в таких энергичных убежденных людях

своих повелителей, в которых она постоянно нуждается.

В парламентском собрании успех какой-нибудь речи почти исключительно зависит от степени обаяния оратора, а не

от приводимых им доводов. И это подтверждается тем, что если оратор теряет по какой-нибудь причине свое обаяние, он лишается в то же время и своего влияния, т. е. он уже не имеет более власти управлять по желанию голосованием.

Что же касается неизвестного оратора, выступающего с речью, хотя бы и очень доказательной, но не содержащей в

себе ничего другого, кроме этих основательных доказательств, то самое большее, на что он может рассчитывать, — это

чтобы его выслушали. Депутат и проницательный психолог Декюб так охарактеризовал образ депутата, не обладающего

обаянием:

«Заявив место на трибуне, депутат вынимает свои документы, методически развертывает их и с уверенностью при-

ступает к своей речи... Он ласкает себя мыслью, что ему удастся вселить в душу слушателей свои собственные убежде-

ния. Он тщательно взвесил свои аргументы и, запасясь массой цифр и доказательств, заранее уверен в успехе, так как, по

89

его мнению, всякое сопротивление должно исчезнуть перед очевидностью. Он начинает свою речь, убежденный в своей

правоте, рассчитывая на внимание своих коллег, которые, конечно, ничего иного не желают, как преклониться перед

истиной.

Он говорит, несколько раздосадованный начинающимся шумом, и тотчас же поражается тем движением, которое

возникает в зале.

Что же это значит, если не воцаряется молчание? Отчего же такое всеобщее невнимание? О чем думают вот эти, раз-

говаривающие друг с другом? Какая такая настоятельная причина заставила вот того депутата покинуть свое место?

Оратор начинает ощущать тревогу, морщит брови, останавливается. Ободряемый президентом, он начинает снова, возвышает голос. Его слушают еще меньше. Он еще более напрягает свой голос, волнуется; шум все усиливается. Он

перестает слышать сам себя, еще раз останавливается, потом, испугавшись, что его молчание вызовет неприятный воз-

глас «закрой прения», он снова начинает говорить. Шум становится невыносимым».

Когда парламентские собрания достигают известной степени возбуждения, они становятся похожими на обыкновен-

ную разнородную толпу, и чувства их всегда бывают крайними. Они могут проявить величайший героизм и, в то же

время, совершить самые худшие насилия. Индивид в таком собрании перестает быть самим собой настолько, что он

станет вотировать мероприятия, наносящие прямой ущерб его личным интересам.

История революции указывает, до какой степени собрания могут становиться бессознательными и повиноваться

внушениям, наиболее противоречащим их интересам. Великой жертвой для дворянства было отречение от своих приви-

легий, между тем, оно, не колеблясь, принесло эту жертву в знаменитую ночь учредительного собрания. Отречение от

своей личной неприкосновенности создало для членов Конвента постоянную угрозу смерти; между тем, они решились

на это и не побоялись взаимно истреблять друг друга, прекрасно зная, однако, что завтра они сами могут попасть на тот

самый эшафот, на который сегодня отправили своих коллег. Но они дошли уже до степени полного автоматизма, меха-

низм которого я уже раньше описал, и потому никакие соображенная не могли помешать им повиноваться внушениям, гипнотизирующим их. Очень типична в этом отношении следующая фраза из мемуаров одного из членов Конвента, Билльо Варенна: « Всего чаще мы и сами не желали, двумя днями или одним днем раньше, принимать тех решений, ко-

торые теперь нам ставят в упрек, — говорит он , — но эти решения порождал кризис». Ничего не может быть справед-

ливее!

Такое проявление бессознательности можно наблюдать во время всех бурных заседаний Конвента.

«Они одобряют и предписывают, — говорит Тэн, — то, к чему сами питают отвращение, — не только глупости и бе-

зумия, но и преступления, убийства невинных, убийства своих же друзей. Единогласно и при громе самых бурных апло-

дисментов левая, соединившись с правой, посылает на эшафот Дантона, своего естественного главу, великого организа-