Андрей - Бледнее бледного

скрюченными пальцами воздух, и плеснул в сторону леди Кай чем-то серым и сильно

похожим на дым. Только в отличие от нормального порядочного дыма, которому

положено клубиться, стелиться по полу и рассеиваться, эта гадость не клубилась и не

рассеивалась, а летела прямо, с уверенностью сильно брошенного копья. С этой

уверенностью она и вломилась в защитный кокон, выставленный Ходой, по которому, шипя, и стекла на пол, не причинив интессе ни малейшего вреда. И все же, это было не

дело!

Чтобы чем-то на время занять, а заодно и отвлечь от глупых затей служителя Ресса, который так неразборчиво выбирал себе друзей и врагов, Осси швырнула в его сторону

тройку огненных шаров и повернулась к некромансеру. Вот уж кто представлял из себя

реальную опасность и угрозу. Вместе с посохом, конечно.

Арбалет отпадал сразу. Серебра мертвые, конечно, не любили, но не так, чтобы сильно и

панически. То есть, нашпигованные им под завязку, они, конечно, мерли, в смысле –

окончательно и необратимо, но именно, что – нашпигованные. Для того чтобы уложить

одного мертвяка обратно в могилу следовало потратить десятка два начиненных серебром

болтов, а это сразу превращало его смерть в удовольствие слишком дорогое и из ряда вон

выходящее. Так, что можете считать это заурядным бытовым жлобством, но серебра леди

Кай просто элементарно пожалела.

Посох тоже не годился. Учитывая его разрушительную мощь и неразборчивость, о

перстне можно было бы сразу забыть, что никоим образом Осси не устраивало. Так, что

труп некромансера надлежало беречь, холить и лелеять, но только в виде, опять же, трупа, а не ожившего мертвеца, который упрямо тянулся к своему жезлу.

Три смачных шлепка и полыхнувший у стены костер возвестили о том, что огненные

шары, отправленные на встречу со служителем забытого культа, цели своей достигли. В

воздухе сразу запахло паленым…

Мейла-кун катился по полу, вместе с вцепившемся в него воином, который при этом еще

умудрялся вслепую шуровать эльтреем, пытаясь выломать Мею ребра. Будто кочергой

внутри ворочал. Острые, закаленные зубья птичьей лапки скрежетали по кости, рождая к

жизни звук, от которого у любого нормального человека тут же разболелись бы зубы. Но

нормальных в этом зале не было, а мертвякам и обращенной вампирше это, похоже, нисколько не мешало.

Клыки Мея находились в опасной близости от горла мертвеца, но от последнего рывка к

разупокоенной плоти их удерживало широкое лезвие серпа, вставленное прямо в

разинутую пасть. Силищи у генерала хватило бы на троих, во всяком случае, мощную

тушу Мея он удерживал на безопасном расстоянии легко и играючи. Не вспотел даже.

Впрочем, тому могла быть другая причина.

Прокатившись еще пару ардов, клубок неожиданно распался, и Мей, извернувшись

совершенно немыслимым образом, хвостом, как косой, подсек поднимающегося на ноги

генерала. Потеряв равновесие, тот рухнул на серые плиты и тут же получил еще один

сокрушительный удар, отбросившей его в сторону. С лязгом прокатилась по полу птичья

лапка, выпавшая из мертвой руки, а на распростертого на земле война уже падала

громадина Мейла-куна…

Запах паленого мяса неприятно щекотал ноздри. Высохшая за несколько веков плоть

щедро питала жадное пламя, и охваченный огнем жрец пылал как факел, роняя искры и

куски обгорелой мантии на холодные грубые плиты погребального зала. Потенциальной

опасности он больше не представлял, и про него можно было забыть.

Некромансер же, тем временем, дотянулся-таки до своего посоха, и теперь тащил его с

пояса. У леди Кай оставалось всего несколько мгновений, чтобы избежать

скоропостижного переселения в загробные пределы, и тогда она совершила поступок

неожиданный и совершенно невероятный. Позже она даже не могла объяснить, что

толкнуло ее на это, но что-то все-таки, видимо, толкнуло, и она мысленно представила

себе линию леи. Ту самую, на которую угробила почти полдня и почти все свои силы. Ту

самую, которую она окрасила в рубиновый цвет, полностью подчинив своей воле…

А, когда фигура эта всплыла перед глазами вся целиком – от начала и до конца, Осси

просто положила ее на пол. Также мысленно. И та засияла во всей своей красе, до

мельчайших подробностей – поворотов и изгибов, – повторяя оставшийся где-то далеко

оригинал. А потом вспыхнула, озарив зал ярчайшим светом.