Блохин Николай - Рубеж

Гитлер бросил бумагу и зло — ехидно уставился на Канариса:

— Ты чего приволок, Вилли?

— Директиву номер один Генштаба РККА, — Канарис развел руками.

— «Помахивая крыльями?!..» В директиве Генштаба?! Да это явная, как это на вашем языке, — «деза»... Противник может совершать ошибки, но идиотов из них не надо делать!

— Я ничего ни из кого не делаю, мой фюрер, я исследую то, что сделали другие, и результаты исследования докладываю вам. Довесок: все шесть ключевых мостов через западный Буг не заминированы. И минировать их они не собираются, зачем же минировать то, по чему собираешься переправляться для атаки на нас. А она у них запланирована на начало июля. А что у них припасено против нас, вы знаете. Один залп всех стволов всех их полков РГК, что нацелены на нас в трех километрах от границы, и мы превратимся в ошметки, которые разлетятся по всей Европе, а по этим ошметкам их танки въедут во все ее столицы, в том числе и в нашу. Торжество мировой жидореволюции со столицей — Соловки! Вместо этого по ключевым мостам не заминированным мы въезжаем в Брест и Брестскую крепость, ключевые места, плацдармы, для удара-похода вглубь территории...

Загудел зуммер, Гитлер поднял трубку:

— Да, пусть входит.

А вошел бригаден-фюрер СС Вальтер Шеленберг, шеф разведки по линии Гестапо-СС и положил на стол Гитлеру точную копию той бумаги, что уже лежала на столе.

— А почему нет подписи Сталина?

Ответил Канарис, кивнув с вымученной улыбкой другану-конкуренту:

— А в ней нет необходимости, да в таком виде он эту бумагу вряд ли б подписал. Есть его общая директива — тянуть до июля, пока не подтянется вся мощь, а то, что в наличии, не будет доведено до полной кондиции. А эта директива номер один конкретное детище их Генштаба с его начальником во главе.

— Я все-таки не могу поверить, — Гитлер взял обе бумаги и взглядом начал перескакивать с одной на другую.

— У нас разные каналы информации, мой фюрер, — мягко сказал Канарис, слегка даже улыбаясь.

— Но это себе приговор! — почти что вскричал Гитлер.

— Ну так и приведем его в исполнение, — уже не мягко произнес Канарис.

— Господин адмирал, — Гитлер повернул лицо к Канарису (при третьих лицах никаких «ты»), — как бы отреагировал ваш приятель генерал Гальдер, начальник нашего Генштаба, если б я ему приказал отправить такую директиву в войска?

— После того как его откачали бы от инфаркта, он подал бы рапорт об отставке, — уже очень даже не мягко ответил Канарис.

— А если бы все-таки директива в войска ушла? — Гитлер сказал это сам себе и дважды жестко потер правый висок.

Тут же последовал ответ Канариса, не самому себе, а Гитлеру:

— За троих моих приятелей могу ответить: командующий первой танковой группой генерал фельдмаршал Клейст тут же пристрелил бы того, кто доставил ему директиву, и застрелился бы сам; командующий Главным воздушным флотом генерал Рихтхофен, когда его отпоили бы после хохота над «подмахивая крыльями», поднял бы свой флот и разбомбил бы рейхсканцелярию, ибо там явно — предатели; командующий четвертой танковой группы генерал Гепнер дал бы по морде всем, кто рядом, по телефону послал бы всех и вся, бросил на стол рапорт об отставке и улетел бы в Аргентину, в свое имение. Но командование РККА примет директиву как приказ и будет его выполнять.

— Ну, тогда вот что... — Гитлер уперся костяшками пальцев об стол и завис над ним, — удар нами намечен на ноль тридцать, я его переношу. Господин адмирал, сколько нужно времени на все дешифровки, чтоб этот подарочек — директива дошел бы до последнего их комвзвода?

Тут встрял Шеленберг:

— Два часа мой фюрер, я уже тормознул мои диверсионные группы по обрыву связи, жду вашего решения.

— Верно! Связь оборвать только после того, как последний комвзвода ознакомится с этим нам — подарочком, себе — приговором. Итак, операцию «Барбаросса» начинаем в три часа пятнадцать минут!

— Экселенц, Эрик, почему не слышно ответного огня?

— А его не будет, господин Ртищев, не будет, пока действует эта блеск-директива, а наши диверсанты справляются с обрывом связи.

— Какая директива? — недоуменно спросил Ртищев. Когда же он услышал — «какая», уже не недоумение выражало его лицо, а нечто большее, а сказал он только два слова:

— Эх, ты!..

— Только что сообщили, мои танкисты переправились через Неман в районе Алитуса. Мандражировал, ожидая сводок, как курсант на экзамене, думал, потери будут жуткие, а жуткими оказались приобретения. Одних 34-рок и KB — 150 голов. Да они моей и Гудериана танковых групп вместе взятых стоят! Сначала между экипажами драки были — кому занимать, а теперь не хватает экипажей, запрашиваю — отлуп! Не хватает... Клейст у Ровно — Дубно две тысячи целехоньких захватил, Гудериан чуть поменьше, на сей момент нету столько экипажей. Рихтховен, мой воздушный прикрыватель, с Герингом разругался, давай, говорит, экипажи, двести лучших в мире истребителей Миг-3, вот они, целехонькие, ну от Геринга отлуп, нету, мол, Рихтховен на дыбы... сам фюрер мирил... Там у нас у Алитуса и дальше пленных лавина пошла, от Клейста генерала пленного на самолете доставили, допрос мой, перевод твой.