Блохин Николай - Рубеж

— Варлаш, помнишь то место, где храм в асфальт закатан, где ты мне святое место прутиком обозначил?

— А то! Там, в твоей заначке, к которой ехал, там и все атрибуточки его, на место вернешь, там и служить будешь.

— Чего?! Как служить?! Ты чего несешь?

— Это ты понесешь. Крест свой, не зря ж нательный крест на тебе — Патриарха Тихона благословение... А то будет тебе жертва Богу не дух сокрушен, а и в самом деле — на вертел насадим.

— Да и не того заслужил, — тихо, почти шепотом произнес Зиновий, и в этой тихости и шепотности явно слышалась-дышала сокрушенность.

Новокрещенный Зиновий, он же схимник Павел, не знал о себе, что там слышалось-дышало в его тихости-шепотности, но именно так говорил тот схимник, которого его подручные заталкивали в горящую печь: «В руки Твои, Господи, предаю дух мой, Ты же мя прости и живот вечный даруй мне, аминь». И уснул в огне, чтобы проснуться в жизни вечной...

— И ведь нельзя же мне простить того, что наворотил! — криком уже воскликнул Зиновий. — А вот чувствую, верю, что — простил. А?! Верю!.. Но, схима, батюшка, но...

— Никаких «но»! — отрезал иеромонах Тихон. — А то и вправду — на вертел.

— Но ведь, батюшка, последование великой схимы — это же обряд долгий, торжественный?

— От тебя одно нужно — удостоверение твердой намеренности принять великую схиму, не дано время на обряд долгий и торжественный, танки другана полковника нашего, вон они, грохот слышен. Ну?

— Страшно, но... Есть, да будет так, есть твердое намерение!..

Все сошлись смотреть на облаченного в схиму Павла. А он обратился ко всем:

— Сокрушенно прошу ваших сугубых молитв. Без них даренное мне жало в плоть я не понесу. У апостола Павла болели глаза, нет, я не смею сравнивать, я прошу и вас терпеть свое жало... А я... Я вижу расстрелянный хор, я вижу себя, кидающего иконы в огонь, я вижу свои подписи под расстрельными приказами, я вижу свои пули, пущенные Варламу Хутынскому в его глаза. Прощено это Тем, Кого я гнал всю жизнь, крещением моим. А память осталась. И я буду молить Его, чтобы она и оставалась и чтобы я видел, как вижу сейчас, всех ласточек моей совести, и буду отмаливать моих ласточек с вашей помощью всю жизнь. И чтобы только их «да» теперь сопровождало ее. Сейчас наше дело отстоять этот последний рубеж. Отстоим. Кто после обороны рубежа живым останется, будет распорядителем сокровищ. Все пойдут на возрождение храмов, если такого дождемся.

И тут русский схимонах Павел изменился лицом и перекрестился, наверх глядя, все повернули головы в направлении его взгляда: В небе стоял крест ярче солнца, а из алтаря, заглушая грохот надвигающийся танков, разносилось по вселенной, которой крест хранитель: «Кресту Твоему поклоняемся, Владыко», а с Химкинского моста уже сходил головной танк «Генералиссимус Суворов» танкового полка Александра Невского. Над головным танком развевалось знамя полка с надписью на нем: «Не в силе Бог, а в правде», венчальный девиз торжества Православия.