Блохин Николай - Рубеж

— Здрав-желам-тащ-комиссар-госбезопасности!! — почти закричал следователь, улыбаясь во весь рот.

— Здорово, здорово, — тихо проговорил вошедший, почему-то внимательно разглядывая допрашиваемого. — Занят?

— Да нет, — весело отвечал Весельчак. — Готово уже. Последний из моей обоймы безбожников.

Пока новоиспеченного зэка уводили, буйновзглядие вошедшего не отцеплялось от него. Затем он сел на стул, на котором сидел тот, кого только что увели.

— Все веселишься, Весельчак?

— Так ведь, жить стало лучше, жить стало веселей! Ха-ха-ха!

Видно, давно привык Весельчак к той улыбке-гримасе, которая возникла на раздвинувшихся губах вошедшего. У всех прочих остальных первая реакция на сию улыбку была — зажмуриться, чтоб не видеть ее. На вопрос: что выбрал бы — день созерцания сего губного раздвижения вкупе с буйными глазками или тот же день лес валить под Воркутой, очень многие бы избрали лесоповал. Здоровья лесоповал, конечно, убавит, но психика останется цела. Не у всех она непрошибаема, как у Весельчака.

Сдвинулись губы, сгинула улыбка.

— Значит, говоришь, последний из обоймы? Да еще и Варлаам... м-да... — пожевал сдвинутыми губами. — А ты знаешь, чье изображение у тебя за спиной?

— Не-а, — Весельчак повернулся к стене. — Как раз об нём с ним беседовали.

— И этот, значит, не знает, кого он железным шаром долбил? — на мгновение ожила губная раздвиженность и тут же сникла. — А это, между прочим, Варлаам Хутынский. Слыхал?

— Не-а.

— М-да... Варлаам Варлаама бил, Варлаам Варлаама посадил... А церковь эта в честь Владимирской иконы была. Не слыхал?

— Не-а.

— Ты знаешь, Весельчак, чем мы отличаемся от всех прочих народов, которых мы вскоре завоюем?

— Не-а.

— Твое чудное «не-а» будет тогда паролем. Засмеяться б мне твоим смехом, да не умею. А вообще ты восхитителен... А отличаемся мы — всем! — губная раздвиженность брызнула жутью, из глазок сверкнуло и опять все погасло, но «всем» прозвучало так, что даже Весельчак улыбаться перестал и спросил озабоченно:

— Что с вами, Зелиг Менделевич?

— Со мной — «всё»! — перед «всё», которое очень значительно прошипелось из губной раздвиженности, была еще более значительная пауза, что еще более усилило значительность звучания всей фразы.

Весельчак даже испугался слегка:

— Да что с вами все-таки?! Да не волнуйтесь вы, да что ж вы так?..

— На первый вопрос я уже ответил, на второй отвечаю — я никогда не волнуюсь. А, кстати, где икона Владимирской, что с Варлаамом рядом висела? Вот тут. Давно я тут не был.

Весельчак пожал плечами:

— Да кто ж ее знает, при мне уже ее не было.

— М-да, прозевал. Ну ладно, свидимся еще.

На недоуменный взгляд Весельчака довесил:

— У меня с ней свои счеты. Портрет тут был еще царский... надо б закрома местные посмотреть... — вошедший встал, подошел к безглазому изображению Варлаама и забуравил его своим расстрельным взглядом.

Проговорил усмешливо:

— Эх, яростная молодость, где ты?.. Это ведь мои пули в его глазах, Весельчак. Ярости-то много было, если бы еще и ума, хоть с десятую часть той ярости, м-да. Двадцатый год нашей власти и последний год пятилетки безбожия на исходе...

На исходе, на пороге.

Каковы ж наши итоги?

Шепчет ветер на дороге:

«Всем итогам вашим, слышь,

Кукиш с маслом, то бишь, шиш!»

Продекламировано было очень выразительно, правда, буйство из глаз совершенно исчезло, одна старческая опустошенность осталась.

— Да ну уж, прямо-таки и шиш? Не совсем шиш, вы ж сами...

— Ну да, постреляли, повзрывали много. Но и взрывалось, как ты знаешь, не всегда, — и так сверкнуло из глаз, что Весельчак даже поежился, однако все же автоматически улыбнулся.

— Это вы об этой церкви, что ль?

— Ну, коли с тобой сейчас сижу, то об этой. Ни шар двухтонный, ни вагон снарядов не взяли.

— Да ну, случайность это, хотя и странно...

— Два события, Весельчак, приведшие к одному итогу, уже не являются ни случайными, ни странными.

Тут Весельчак улыбнулся своей всегдашней улыбкой:

— Да ладно вам, Зелиг Менделевич! А сколько десятков тыщ взорвали и взорвалось?

— Четыре. Четыре десятка тысяч с мелким довеском.

— Ну вот, ха-ха-ха, ну мелкие проколы вроде этого, ну что они на фоне десятков тысяч? Ну, Зелиг Менделевич, ну вы же мой учитель, вы же говорили всегда: при буром и не смотри на мелочи...

— Слушай, Весельчак, а ты когда пытаешь, тоже смеешься?

— Зелиг Менделевич, ха-ха-ха, учитель! Да вы ж знаете, что я не пытаю, хватает моего смехоголоса, как вы сказали. Неподписантов нет у меня.