Unknown - ЕЕРОДИТЕЛИ

- Я все-е-е знаю! Вам так здорово с этим вашим peace-door-ball’ом, что механизм адаптации запускается аутоматически … Нет, не думайте, я не ревную, - мне просто интере… Я просто хочу написать работу - хорошее, добротное, зрелое исследование; оно, несомненно, принесет мне известность в очень широких научных кругах. Только уговор: я должен знать все пиковые моменты этой дивной, очаровательной, романтической любовной истории - все, все до мелочей, от начала до конца. Я профессионал. Вы ведь поможете мне, Юлечка?

- В хронологическом порядке? - обреченно спросила я.

- Зачем же в хронологическом? Пусть воспоминания текут свободным потоком! Помните нашу виртуальную переписку?..

«Помнить-то помню, - хотелось ответить мне, - вот только ты, приятель, с тех пор сильно сдал. А, впрочем, чем бы дитя не тешилось...» По горькому опыту - ужас и боль той ссоры еще жили во мне - я знала, что профессору, когда ему что-то втемяшится, лучше не перечить. Да, честно говоря, и жаль было старого чудака, прикованного к постели - и надолго, если не навсегда, лишенного мелких житейских радостей - если, конечно, не считать двух-трех завалявшихся в тумбочке порнокассет, которые, впрочем, давно утратили для него былой интерес… Чтобы хоть немного развлечь его, я готова была в лепешку расшибиться, - вот почему в тот же день сбегала в ближайший магазинчик канцтоваров, купила толстую «общую» тетрадь в клеенчатом переплете - и, крупно выведя сверху «Гарри. Воспоминания», с наслаждением ударилась в мемуаристику, избегая разве тех эпизодов, что, как мне казалось, могли причинить исследователю боль…

Но первый же невиннейший «экскурс в прошлое» так исщекотал Владу центры сарказма - уж не знаю, где они у него расположены! - что пришлось позвать на помощь старшую медсестру Валю, которая и добила измученного профессора, вкатив ему несколько кубиков успокаивающего.

Это был хороший урок: в дальнейшем я уже не фильтровала дары своей памяти, занося в тетрадь все подряд и зная, что Владу все равно не угодишь. Что мучиться, если даже самый наивный и трогательный «гарри-опус» неизбежно вызовет у него буйный припадок ревности, гнева, болезненного раздражения?.. Вместе с тем он еще больше злился, если я не приносила ему чего-нибудь новенького, - и требовал, чтобы я с дикой быстротой пополняла и пополняла свои записи. А я и так старалась изо всех сил, давно смирившись с мыслью, что необратимые процессы в его мозгу не остановить, - и моля Бога лишь о том, чтобы они развивались как можно медленнее… Но, видимо, иллюзия бурной деятельности, которую я - психолог-недоучка! - наивно считала панацеей от всех бед, оказалась для моего Влада чересчур сильным средством.

Короче, в один прекрасный вечер он вдруг заявляет, что у меня… отвратительный почерк: даже он, с его-то стотридцатипятипроцентным зрением, не в силах разобрать, что я тут «накорябала». - Как курица лапой!!! - Между тем писала я всегда очень аккуратно, почти каллиграфически, за что меня, кстати, и заставили на первом курсе оформлять факультетскую стенную газету «Пси-фактор»; но раз Владу не нравится… Что ж, я с удовольствием вспомню школьные уроки черчения. Уж я изощрялась, как могла, успев за неделю перебрать добрую дюжину шрифтов и даже изобрести один свой, эксклюзивный, - но тщетно: придирчивый профессор не только не оценил моих усилий, - но высказал подозрение, что я нарочно «дурю» его, вписывая в тетрадь неразборчивые каракульки вместо особо гнусных аутобиографических фактов…

Тут уж я и сама не выдержала: - ОК, Влад, ну, хочешь, я пойду домой и наберу текст на компьютере, - а завтра принесу тебе распечатку?..

Так я и поступила. И что же?.. Едва взглянув на листы, он заявил, что я, мол, должна срочно вызвать на дом компьютерного мастера (ха-ха!): принтер мой «глючит», изображение, полученное на нем, двоится, и ни одного слова нормально прочесть невозможно. Мне же было абсолютно ясно, что если кто-то здесь и «глючит», то только сам профессор Калмыков; увы, не обладая, как он, обширными медицинскими познаниями, я не умела отличить грозный симптом беды от обычной стариковской причуды - и, вместо того, чтобы бить тревогу, лишь пожимала плечами…

И допожималась. В тот день, едва я переступила порог бокса, потрепанный «Гарри-талмуд» раненой птицею спикировал мне под ноги - и профессор, капризно кривя рот, сообщил, что он, дескать, «не криптограф» и «заниматься дешифрацией» больше не намерен. Хорошо, замечательно, так чего же он от меня-то хочет?! А вот чего: чтобы я присела к изголовью и прочла свои занимательные байки вслух, с выражением. ОК, я повиновалась, хоть с детства ненавижу декламацию. Влад слушал молча, не перебивая, лицо его постепенно багровело; чувствуя, что кризис приближается, я занервничала, машинально поднесла руку к груди, затеребила вкусно пощелкивающие бусины… и только сообразила, что делаю что-то не то, как Влад затрясся от злости и, визгливо завопив: