Unknown - ЕЕРОДИТЕЛИ

3

Целый день я провела у маминого платяного шкафа, суетясь, волнуясь и немного раздражаясь неведомым мне прежде обилием равнопрекрасных вариантов: что надеть на вечеринку?.. Что ему больше понравится, этому чертовому Славке?.. Синее шерстяное облегающее платье с блестками?.. Желтый атласный брючный костюм - жакетка-«френч» с черной окантовкой, жестким воротничком и тесным-тесным рядом пуговичек от шеи до пупа?.. Кожаная мини-юбка в комплекте с игривой блузкой из белой прозрачной органзы (и черные колготки «в сеточку», а на шее - золотая цепочка)?.. Мама разрешила в честь праздника брать, что захочется. А, может быть, джинсовый сарафан?..

После долгих муторных примерок я остановилась на классическом варианте, сняв с вешалки маленькое черное платье на бретельках: мило, изящно, в меру нескромно, но и без вычурности, которая способна, чего доброго, смутить и отпугнуть неискушенного гостя… Так, что еще?.. Туфли на «шпильке», телесного цвета колготки, духи и… ах, да, украшения! Какие же надеть украшения?! С минуту поколебавшись между старым золотом, жемчугом и бриллиантами, я все-таки не вытерпела и застегнула на шее стеклянные голубые бусы - те самые, мои любимцы, с детских лет бывшие мне скорее талисманом, чем «бижу»; это подействовало - едва ощутив на себе их приятную тяжесть, я почувствовала, как неуверенность моя рассеивается, а в душе растет и ширится нерассуждающая вера в счастье, уже, несомненно, притаившееся где-то за углом нынешнего Нового Года.

До Гарри я добиралась, естественно, на такси. Выхожу - вся такая роскошная, в душной ауре «Шанели», щедро удобрившей пышные волосы, в маминой шиншилловой шубе нараспашку, в сапожках на высоком каблучке! - бросаю шоферу «Чао», несильно хлопаю дверцей шоколадной «вольво», поднимаюсь в подъезд, вхожу в лифт, нажимаю «5» - и тут же улавливаю характерные звуки праздничных гуляний в «Гудилин-холле»: оживленные голоса, глухое ритмичное буханье и загадочные, неясной природы режущие вопли. С каждой секундой они прибывали, становясь все громче, стремительно затопляя собой тесное пространство лифтовой кабинки и моей головы… и тут мне на краткий миг стало не по себе, потому что внезапно, невесть откуда, из черт знает каких глубин подсознания всплыло и встало передо мною гневное лицо Влада - бледное, изрезанное мелкими черными складками, окаменевшее, точно маска некоего карающего божества; нечеловеческим усилием воли отогнав прочь страшный призрак, я вышла из лифта - и, малодушно перекрестившись, позвонила в дверь.

Оттуда послышалось ликующее: «О-о-оу!!!» - меня ждали! - и в следующий миг, с криком «А вот и Юлька!» Гарри, одетый совсем не по-новогоднему - черная майка с черепом и костями, тертые джинсы, шлепанцы на босу ногу, - втащил званую-гостью-названую-сестру в прихожую и, радостно хохоча, завертел в буйном танце под жуткий рев несущейся с двух сторон разноречивой музыки и все тот же странный синтетический вой. Прежде, чем отпустить меня и вызволить, наконец, из жаркой шубы, он крикнул, перебивая шум, что Захира Бадриевна час назад отбыла в гости, оставив молодежи напутствие «повеселиться как следует», - значит, вся ночь будет наша… От этих слов сердце мое упало и неудержимо заколотилось. На заднем плане мелькнула выскочившая откуда-то высокая девушка в алом шелковом платье, с длинными белыми волосами - не Анна; радостно махнула мне рукой - я так и не поняла, знакомы мы или нет, - и тут же скрылась на кухне, где, похоже, полным ходом шли приготовления к новогоднему пиршеству.

- Это Катя, - с грязноватой ухмылочкой пояснил Гарри - и на всякий случай добавил: - Чувствуй себя, как дома.

Меж тем дикие вопли, заглушавшие все на свете, переросли в кошмарный, тошный, пронзительный визг; синие, красные, оранжевые сполохи ежесекундно озаряли темный проем, ведущий в гостиную. Переобувшись в элегантные туфли на «шпильке», я убрала сапоги в тети-Зарин шкафчик для обуви - и, оглядевшись, обнаружила, что рядом никого нет: веселый голос Гарри и Катин смех слабо доносились из полуприкрытой двери кухни.

Что-то подсказало мне, что названый брат неспроста предоставил мне свободу действий. Тихо-тихо - как только позволяли десятисантиметровые «шпильки»! - я подкралась к порогу гостиной - и, осторожно заглянув туда, увидела, наконец, воочию знаменитое приобретение, которым Гарри за последнюю неделю все уши мне прожужжал: дорогущий телевизор «Панасоник» с огромным, чуть ли не во всю стену, плоским экраном и расставленными по углам двумя мощными стереоколонками - они-то и производили весь этот ужасный шум, соответствующий видеоряду - мечущимся по экрану гнусным гнилозубым глазастым гуманоидам с бластерами в омерзительных трехпалых конечностях. А чуть ниже, на леопардовом ковре, сжимая в пятипалой и вполне человечьей руке бутылку «Miller’а», сидел еще один гуманоид - его-то, видно, и называли Славкой Семиведерниковым; едва взглянув на него, я, взволнованная, страшно смущенная, тут же выскочила обратно в холл и, прижавшись к стене, так и замерла, не в силах собраться с духом.