Unknown - ЕЕРОДИТЕЛИ

Я несла ее по Трубной опасливо, бережно, боясь, как бы лютый октябрьский «норд-ост», жестоко хлещущий меня по щекам, не повредил нежного бутона, в котором, казалось, были запрятаны, словно Кощеева смерть в яйце, моя любовь, тоска ожидания, страх перед неминуемой неловкостью первых минут. Добираюсь до факультета, вхожу внутрь и первое, что вижу - шумную компанию а-ля «среди баб один прораб»: две веселые пожилые тетеньки, по виду преподавательницы, щебетунья Людочка, суетливая, перекрывающая своим писклявым голосом общий гвалт Ольга Валентиновна, загадочно-молчаливая Елизавета Львовна… и в центре мой Влад - похудевший, пожелтевший, весь какой-то пришибленный, в дурацкой синей лыжной шапочке, старившей его лет на десять. Первым моим желанием было вновь, пока не поздно, скрыться за входной дверью: пошлые тетки не должны были лапать сальными пальцами мою выношенную долгими днями ожидания радость, я предпочла бы поздравить Влада с возвращением наедине… но увы, ярко-алый бутон на длинном стебле был не той вещью, которую могли бы пропустить цепкие глаза деканата. Прежде чем я успела отступить к дверям, дамы уже восторженно кричали: - Ах, Боже мой, какой роскошный цветок! Кому это, Юлечка? Неужели нашему дорогому Владимиру Палычу?!

Ничего не поделаешь, пришлось приблизиться. «Владимир Палыч» - чужой, старообразный, с необычно маленькой головкой в тускло-синей обтягивающей шапчонке - пошевелил бледными, вялыми губами - и, молча кивнув, принял из моих столь же вялых рук злополучный цветок, который мне ничего не оставалось, как вручить ему тут же, на месте, не отходя, как говорится, от кассы. Конечно, слова, которые я хотела бы произнести, не шли мне на язык, да и были, пожалуй, неуместны. Но никто не мог помешать мне за несколько кратких секунд приема-передачи розы разглядеть его лицо, которое я так жаждала увидеть весь этот месяц. - Помолодел, похорошел!.. - в кокетливом экстазе кричала громогласная Ольга Валентиновна.

Увы, наши представления о молодости и красоте явно не совпадали. Влад (который упорно отводил глаза и чье лицо выглядело озабоченным) произвел на меня странное, гнетущее впечатление. С опустевшими руками поднимаясь на второй этаж, где меня ожидали обычные студенческие будни, я не переставала спрашивать себя: что же случилось, почему же он выглядит таким уставшим, больным и старым?.. Возможно, виной всему - дурацкая адидасовская шапочка... Впрочем, что это я? - подумала я, достигая двери аудитории, - известное дело, акклиматизация, я зря беспокоюсь. И потом, он же прямо с дороги… Конечно, дорогого цветка немного жаль - и встреча смазалась; но ничего, говорила я себе, уж после занятий-то мы с Владом останемся наедине - и отпразнуем его приезд честь по чести.

Как бы не так!.. Мерзкие деканофурии, не удовольствовавшись отнятым у меня цветком, одна мысль о цене которого вызывала у меня дрожь досады, устроили еще и так называемый «вечер встречи», - а попросту говоря, пьянку, чьи характерные звуки - визгливый смех и разудалые выкрики почтенных педагогесс - раздавались из Владова кабинета до темноты. Наконец, я устала ждать и несолоно хлебавши отправилась домой. Телефон профессора мне в тот вечер так и не ответил: видимо, он засиделся с дамами допоздна. В начале первого часа я, по застарелой и уже ненужной привычке положив крупный «хер» на день «икс», сорвала календарь со стены - и, со злобой смяв его, отправила за спинку дивана, где у меня скапливался разный мелкий мусор.

Ночь прошла неспокойно. Наутро я специально вышла на остановку пораньше, чтобы встретить его, - но безуспешно: домой он, судя по всему, вчера так и не вернулся, ночевал на раскладушечке… Что ж, ладно. Невыспавшаяся, раздраженная, томимая самыми мрачными предчувствиями, добираюсь до факультета; даже не сняв дубленки, поднимаюсь на четвертый этаж, миную коридор, стучу в заветную дверь - и уже по неприязненному «Да-да!» в ответ понимаю, что профессор пребывает далеко не в лучшем расположении духа. Все-таки вхожу - и с дурацкой неуверенной улыбкой обвожу глазами кабинет. Весь интерьер вроде бы на месте - включая и самого Влада, сидящего за компьютером с гордо выпрямленной спиной, - но розы - моей розы! - нигде нет; не знаю почему, но в тот миг я не нашла ничего остроумнее, как поинтересоваться - куда он дел мой цветок?..

- Отдал вахтерше, - сухо ответил он, даже не взглянув на меня. Все это было довольно странно, если не сказать страшно, - и я, не чувствуя даже обиды, один только ужас, ретировалась, постаравшись закрыть за собой дверь как можно тише и осторожнее. Оказавшись вне досягаемости, я, конечно же, наревелась вдоволь - пусть мне и пришлось на добрых полчаса оккупировать туалетную кабинку; вышла я оттуда с такими распухшими веками, что идти на лекции было стыдно, и я, старательно пряча лицо от попадающихся навстречу знакомых и незнакомых, отправилась домой.